Петр продолжал мрачно смотреть в костер, а затем сделал очередной глоток из кувшина. Глоток был изрядным. После этого он заткнул кувшин и сказал:

— Ну, хорошо. Теперь я знаю, что должен делать. Это очень простое дело, приятель. Оно не требует никакого волшебства, ничего в этом роде. Мне надо только добраться до Черневога. Ведь у леших поначалу была очень здравая мысль. Помнишь, еще старый Мисай собирался разорвать его на куски. Я должен бы помочь ему. — Саша же в этот момент подумал о том, что желания Черневога могли предупредить это еще заранее. Но он оставил эту еще не оформившуюся мысль при себе. Сегодня он и так слишком много наговорил Петру и до сих пор не был уверен, что тот правильно понял его и о волшебстве, и о русалках. Разумеется, он мог бы заставить его проникнуться этим, но тогда это нарушало бы ранее данное обещание не принуждать его своей волей, а кроме того, сашино желанье на этот счет могло заблудиться или спутаться с чьим-то чужим, и тогда Петр мог бы оказаться под влиянием их врагов, принимая все быстрее и быстрее необдуманные решения…

Саша даже вздрогнул от такого предположения. Рядом с ним, по другую сторону костра, Петр устраивался на ночлег, заворачиваясь в одеяла. Саше ничего не оставалось, как и самому прилечь, натянув одеяло до подбородка. Он уставился в темное небо и прислушался к движениям Волка, который был неподалеку от них.

Слава Богу, что большая часть багажа уцелела.

Слава Богу, что с ними был Малыш, который охранял их сон, расположившись между ними и водой, словно сторожевой пес, лучше которого они вряд ли могли найти.

Единственным его желание в эту ночь было знать, где же все-таки находится водяной, да еще его беспокоил банник: почему он появился здесь и откуда у него была сила, чтобы проникнуть сюда. Возможно, ответил он сам себе, что и банник был из той же породы, что и Малыш. Ведь у Малыша не было никаких причин нарушать все привычки дворовиков, бегая по лесам за своими хозяевами, если только не сделавши скидку на то, что природа дворовика, живущего у колдунов, должна являть нечто особенное. То же самое можно было подумать и про банника, если рассмотреть его странное поведение.

Оно было непредсказуемо. Да и сашины собственные мысли метались в произвольном порядке и тут же путались. Он был очень обеспокоен, не будучи уверен в том, смог ли Петр понять хоть что-нибудь из его сбивчивых объяснений.

Он все еще пытался, в который раз, обдумать все сказанное Петру, надеясь, что по крайней мере тот просто-напросто уже позабыл многое из его рассказа. Но и это могло оказать плохую услугу, поскольку лишь одному Богу известно, какой вред все сказанное могло принести, подвергая опасности самую жизнь Петра. Очень трудно было отыскать там нужную тропинку, на которой не стоял бы капкан, и в глубине души Саша опасался, что наговорил Петру много такого, чего Ивешка не простила бы ему, и мог бы не простить и сам Петр, если бы только не забыл.

Господи, да у него и в мыслях не было причинять вред ни одному из них.

— Малыш, охраняй нас, — прошептал он, прежде чем дать отдых усталой голове и отойти ко сну. Он непреднамеренно даже нарушил собственное обещание, пожелав им обоим добрых снов…

После этого он уснул, чувствуя лишь как земля покачивается под ним, словно река.

Сросшийся кольцом колючий кустарник…

Холодная жесткое ложе вместо постели… Он чувствовал легкое дуновение ветра и воспринимал присутствие солнца и луны… Он следил за движением звезд…

Его сон еще не был слишком глубоким, так что он мог ощущать движение лошади. Его еще не покидало легкое головокружение, как бывает, когда человек подолгу смотрит в небо…

Небо, которое всегда было над ним. Сияние солнца, проникавшее к нему сквозь густо сплетенные колючки… И длинная череда дней и ночей, сменявшихся словно череда облаков, бегущих по небу…

Он вскочил и сел, опираясь на руки, в то время как Малыш зашипел и вскочил ему на грудь, ухватившись за него и пряча голову ему под подбородок. Он ухватил Малыша за спину, все еще вздрагивая и не желая вдуматься в то, как близко было к нему увиденное.

Господи, да ведь это же был Черневог, подумал он. Колючий кустарник, каменное ложе, мелькавшие друг за другом дни и ночи. Я видел его сон.

Ведь я почти сделал это, я сам уже почти разбудил его… Господи, какой же я дурак!

В то же мгновенье он ощутил резкую боль в затылке и повернулся, опираясь на локоть, чтобы взглянуть вокруг, подчиняясь внезапному ощущению чьего-то присутствия в окружавшей темноте. Он боялся обнаружить, как что-то огромное и похожее на змею скользит в его сторону…

Разумеется, он тут же увидел тень, с мерцающими красноватыми глазами, в которых отражалось слабое пламя костра, но формой этой тени была человеческая фигура, напоминавшая косматого оборванного мальчишку.

«Что тебе надо?» — спросил он, пока Малыш прижимался к нему и шипел как перегретый чайник. Банник чуть подался вперед, усмехнулся и уселся на корточки, опустив костлявые руки на такие же костлявые колени.

Звук бьющих о землю копыт долетел до его сознания… Среди деревьев-призраков можно было разглядеть движущееся бледное пятно: это была скачущая лошадь…

«Кто ты, как зовут тебя?» — спросил он в очередной раз. — «Ты всего лишь наш банник или ты что-то еще?"

Существо вновь усмехнулось, обнажив острые, как у крыс, зубы, и растопырив во все стороны пальцы.

На золотого цвета листке отчетливо выделялась капля крови… единственная капля, свежая и зловеще подрагивающая…

Возможно, что это все еще продолжался его сон. Только теперь он ехал верхом через лес, деревья смыкались за ним, а на своем лице он ощущал прикосновения светлой лошадиной гривы. Вокруг было сумрачно, страшно, все было покрыто падающими желтыми листьями. Он не имел никакого понятия о том, куда лошадь уносила его, кто гнался за ним и где была надежда на спасенье. Его лишь не оставляло чувство, что он должен покинуть это место до окончательного наступления темноты.

Листья продолжали падать, солнце клонилось к закату, оставляя на небе причудливую игру тени и света.

Деревья тянули свои ветки, колючки извивались с грациозностью ленивых змей. Листья покачивались так медленно, что глаз не мог заметить их движений.

Одна единственная капелька все еще висела на колючке, словно нанизанная на нее…

В конце концов и она упала.

Вот собралась еще одна. И следовало бы подумать, если бы только возникло такое желание, что она может задержаться в таком положении чуть дольше, прежде чем свалится вниз.

И этот маленький знак должен был бы ясно показать, что никакого сна больше не было и в помине.

Петр повесил над огнем котелок, чтобы вскипятить воду: Саша попросил его приготовить чай, как только они проснулись поздно утром. Петр был очень озадачен такой просьбой. Как можно было думать про какой-то чай, когда невыносимо выдерживать любое промедление при таком, будь оно проклято, соседстве, учитывая, что водяной так или иначе покинул свою нору, а на реке им не удалось обнаружить никаких признаков Ивешки…