– Когда вы спустились, чтобы позвонить из автомата? После всего, что случилось?

– Да. Говорю же, я не мог ничего сделать раньше – все произошло слишком быстро.

– Но вы же могли позвонить со своего домашнего телефона или с мобильного.

– Я не знал, что все так закончится. Но поверьте мне, если бы даже я и позвонил раньше, никто бы ей уже не помог. Он убил ее. Думаю, он ударил ее, и она стукнулась головой о стену дома. Какие-то несколько минут… Да пока я объяснял бы по телефону, что и где происходит, все уже закончилось бы. А так я увидел все с самого начала и до конца.

Зимин понимал, что разговаривать с Дольником на эту тему уже поздно, да и бессмысленно. У него своя правда. К тому же Зимин был благодарен ему уже за то, что тот вообще осмелился прийти.

– Ведь убийцу поймали? Вернее, сперва задержали не того, об этом я читал. Убийца – некий Юраков, так?

После обеда в прокуратуру приехали основные свидетели плюс Дольник, чтобы произвести еще одно, повторное опознание. Теперь в компании с Бутурлиным и еще тремя молодыми людьми находился снимок мертвого Юракова. Все по очереди опознали Юракова. И каждый извинился перед Бутурлиным.

Зимин всех поблагодарил, отпустил, в том числе и Бутурлина, и только Дольнику, когда тот был уже в дверях, задал вопрос:

– Вы кем работаете?

– Я – портной.

Спустя четверть часа Зимин уже звонил Рите и рассказывал о визите Дольника и о том, как прошло опознание.

– Хочешь сказать, это дело закрыто? – каким-то очень далеким голосом спросила Рита. – А как же убийство Юракова?

– Это уже другое дело. Хотя, может, все это как-то связано. Ты как? – спросил он осторожно.

– Домой собираюсь.

– К тебе приехать, помочь?

– Нет, Гриша, спасибо.

– Это тебе спасибо. Ты… ты… сама знаешь, – он смутился и отключил телефон.

Ратманов не звонил. Сделал ей предложение – и исчез. Растворился в Москве, как в кислоте. Варя вернулась в свою квартиру, устав от ожидания и одиночества. Невозможно было находиться в доме того, кто тебя не любит, не хочет, кто не любит вообще никого. Он и похоронами Извольской не занимался. Она знала, что в Москву приехала родная тетка Лиды, из Киева, она и взяла на себя заботу о похоронах и обо всем остальном. А остальное – это имущественные права, визиты к нотариусу, адвокату. Тетка эта – единственная родственница, наследница Извольской.

Так хотелось поговорить с кем-нибудь о Ратманове, посоветоваться, как ей быть дальше, верить ли ему, но единственный человек, который мог бы выслушать Варвару – мать, – не сказала бы ей ничего нового. Мать после бесполезных усилий, направленных на убеждение своей старшей дочери, Людмилы, в том, что ей не стоит выходить замуж за своего бесперспективного жениха-пьяницу, снова, уже здесь, в Москве, столкнулась приблизительно с такой же проблемой, но только уже в отношении Варвары. Ратманов отнюдь не был таким мужчиной, которого она хотела бы видеть в роли мужа своей младшей дочери. Жизнь так распорядилась, что Варвара, прежде считавшая самыми близкими людьми сестру и мать, оказалась в полном одиночестве, в отчаянии; и что теперь делать, как быть – она не знала. Хотя если в первые минуты, когда она только узнала о подлости Людмилы, подсунувшей прокуратуре ее дневниковые записи, ей казалось, что между ними теперь никогда не может быть прежних, родственных отношений и она никогда в жизни не простит Люду, то теперь, по прошествии некоторого времени, Варвара поняла, что была излишне категорична в своих суждениях и сама поступала с сестрой более чем эгоистично. Ведь это она отправила Люду в самое пекло, в этот ресторан, сунула ей в руки эту злосчастную косметичку, даже не задумываясь о том, что на ней останутся отпечатки пальцев Людмилы. И кто знает, если бы Люду вычислили раньше – могли бы приписать убийство Извольской ей! Может, сестра действовала по просьбе Варвары? И хотя сейчас эта версия тоже выглядела неубедительной, но разве причастность самой Варвары к убийству не выглядела притянутой за уши с самого начала?

В вазах стояли засохшие букеты, подаренные ей поклонниками. Ей казалось, что все это было давно: съемки (приостановленные в связи со смертью главной героини), Ратманов, поклонники, вечеринки… И хотя она отлично понимала, что такое затишье в ее творческой и личной жизни – лишь временное явление, все равно Варвара испытывала чувство заброшенности и ненужности.

Поэтому, услышав звонок в передней, она даже обрадовалась чему-то, запахнула халат и почти побежала открывать. Посмотрев в глазок и увидев незнакомую женщину, она распахнула дверь, хотя бы для того, чтобы услышать человеческий голос, поговорить с кем-то. И уже в последнее мгновение она вдруг поняла, кого перед собой видит.

Статная, одетая в черный костюм, немолодая уже женщина, но холеная, ухоженная, в черной газовой косынке на красивой голове – конечно, это тетка Извольской.

– Здравствуйте, – сказала она низким грудным голосом, не лишенным, однако, приятной мягкости. – Меня зовут…

– …Валентина Николаевна… Вы – Лидина тетя, – сказала Варвара. – Проходите, пожалуйста, я знала, что вы придете.

– Ну что ж. – Валентина Николаевна вошла и встала в сторонке, прижав к груди маленькую лаковую сумочку. Подождала, пока Варвара запрет все двери. – Скажу сразу, чтобы вы чувствовали себя спокойно: у меня и в мыслях не было, что это вы убили Лиду. Я говорю это просто потому, что прочла массу макулатуры на этот счет. Тем более теперь, когда всем ясно, кто убил Лидочку, думаю, что и возвращаться к этой теме не стоит.

– Проходите, пожалуйста, – Варвара и сама не ожидала от себя, что при упоминании имени Лиды с ней случится такая реакция – глаза наполнились слезами, а в горле распух ком от острого ощущения горечи.

Они сидели в комнате и разговаривали, плакали, пили коньяк и опять плакали. Варвара рассказывала о днях, проведенных ею в следственном изоляторе, расписывала в красках весь ужас своего положения. А потом, словно забывшись и испытав теплое чувство к этой практически незнакомой ей женщине, она раскрыла ей свою душу – рассказала о Ратманове, о том, какой он подлец.

– Я знаю, – Валентина Николаевна плеснула себе еще коньяку. – Еще каплю, а?

Варя кивнула головой. Ей не терпелось рассказать о нем все, но в какую-то минуту она вдруг поняла, что эта женщина знает о Ратманове ничуть не меньше ее.

– Мне Лида рассказывала о нём, по телефону, – словно в подтверждение ее слов произнесла Валентина. – Я понимаю вас, девчонок: он, конечно, парень интересный, очень привлекательный, и я понимала Лиду, как понимала и то, что ее совершенно бесполезно отговаривать от связи с ним. Ведь это была именно связь – пошловатая, приторная. И это несмотря на то, что он обещал на ней жениться и говорил, что хочет иметь много детей. Так противно все это вспоминать! Думаю, он не имеет права появляться на кладбище. Если я его увижу – боюсь, подойду и скажу какую-нибудь гадость. Хотя я вот сейчас говорю об этом, а сама думаю – он придет, непременно, и ничего-то я ему не скажу. Все бесполезно, бессмысленно – Лидочки-то все равно больше нет. Варя, я пришла к тебе, чтобы посоветоваться. Ты знаешь, я живу в Киеве, у меня там сеть ресторанов, казино, словом, я не бедствую. Я, как ты, может, знаешь – единственная наследница Лидочкиной квартиры и всего прочего. Но продавать квартиру в Москве, на мой взгляд, глупо, ты не находишь? Вот я и подумала: может, ты подыщешь хорошую семью, которая снимала бы ее квартиру и исправно платила? Кроме того мне нужен такой человек, который бы оплачивал коммунальные услуги и забирал у квартирантов каждый месяц плату. Я остановила свой выбор на тебе.