– И ты поверила ему?

– Он даже цифру не назвал, но по его виду я поняла, что это какая-то заоблачная сумма.

– Если бы дело было только в деньгах, – вздохнул Бутурлин и вдруг впервые почувствовал – какая грандиозная несправедливость давит на него, мешает дышать, жить; ему стало жаль себя, и на глазах, к его ужасу, навернулись слезы. С ним не было такого ни в камере, ни дома, когда он уже вышел и мог, казалось бы, дать волю своим чувствам. А здесь, где надо бы держаться на высоте, в квартире любовника своей невесты, ради которой он чуть было не угодил за решетку на полжизни, он вдруг стал слабым, как ребенок.

– Это же он убил Извольскую, ограбил, урод! Думаю, он был пьяный или обкуренный. А когда пришел в себя и понял, что натворил, заставил тебя идти в прокуратуру… вместо него. Испугался, скотина! – Теперь и Оля заплакала. – А при чем здесь я?

– В том-то и дело, что совсем ни при чем. Просто он знал, какие у нас с тобой отношения. Знал, что ради тебя я сделаю все. Вот и пригрозил…

– Да знаю я все! Говорю же, он подошел ко мне и все сказал. Только об Извольской, конечно, ни слова не произнес. Не идиот же он совсем! Все превратил в твой постыдный денежный долг, хотел поссорить нас. Испугал меня до полусмерти! И только, когда я узнала, что ты пришел признаваться в преступлении, которого не совершал, я поняла, что тебе было приказано расплачиваться не деньгами. Он сам-то разве не понимал, что ничего из этого не выйдет?

– Не знаю, что там думал он, но у меня не было времени на раздумья. Я сразу согласился.

– Ты молодец, конечно, спасибо тебе. Но я-то ничего этого не знала! Понимала – ты ищешь деньги, чтобы расплатиться с Юраковым, придумываешь, как бы попросить маму обратиться к этому… ее… другу. Но я и представления не имела, о какой именно сумме шла речь! Чувствовала, что ты ни за что не попросишь моей помощи. Но и я не смогла бы тебе помочь – мои родители недавно купили квартиру… я еще не успела тебе сказать, они влезли в долги. Но самое главное: я поняла, что мне грозит опасность. Реальная! Сначала я хотела действительно все рассказать Максиму, но, зная его, я понимала, что он посоветует мне одно – обратиться в милицию. А тут еще… Словом, не так давно он купил пистолет. Я сама видела его, знала, где он лежит. Макс сказал еще, что он купил его специально для того, чтобы чувствовать себя более уверенно, для самообороны. Не так давно напали на его друга, ограбили его, ранили. Словом, он купил пистолет у случайных лиц. То есть неофициально. Вот и представь себе, в каком же я была состоянии, что сама напросилась к нему в гости и улучила момент, чтобы выкрасть у него оружие. Потом несколько дней носила его в сумке, все думала, как мне связаться с Юраковым, как заманить его в парк, чтобы там расправиться с ним.

От волнения у нее пересохло в горле. Она закашлялась, слезы выступили на глазах. Женя налил ей в стакан лимонаду. Пусть, думал он, пусть она ушла от меня, но не отвернулась, сидит передо мной, как родной и близкий человек, и рассказывает мне такое! Признается в убийстве. Он цеплялся за все, что могло бы доказать ее благосклонное отношение к нему. У него душа изболелась за то время, что он не видел ее, не слышал ее голоса, не ощущал ее присутствия. Понимал – он повел себя по-идиотски в этой истории с Юраковым и, возможно, вместо того, чтобы заслужить Олину благодарность, чуть было не потерял ее. Сейчас, слушая ее, он уже знал, как ему следовало бы поступить раньше, чтобы не допустить всего произошедшего, не доводить ее до такого отчаяния, что она взялась за оружие, чтобы защищать себя! Во-первых, ему надо было откровенно поговорить с ней, рассказать о своем проигрыше Юракову, объяснить, что ей следует быть осторожной, а то и вовсе уехать и скрываться до тех пор, пока он сам не утрясет свои дела. Возможно, они вместе и придумали бы что-нибудь такое и развязать этот узел разобраться с Юраковым. Возможно, всем миром они и набрали бы сумму, чтобы расплатиться с ним. Или же, на самом деле следовало обратиться в милицию. Словом, сделать все возможное, чтобы Ольге ничто не угрожало. А он вместо этого, скрывая от нее подлинное состояние дел (а в действительности – просто стыдясь своего проигрыша), довел ее до убийства.

Но самым нелепым и глупым было его согласие выдать себя за убийцу Извольской. И где только была его голова?! Разве что он питал надежду, что его все-таки разоблачат, и в конечном счете никто не поверит, что он причастен к этому убийству? Конечно, в глубине души он именно на это и надеялся. Хотя и понимал, что признание, в случае, если он наткнется на тупоголового карьериста-следователя, может привести его на скамью подсудимых, а потом и в тюрьму. На полжизни!

Оля сидела перед ним в мужской рубашке, невообразимо красивая, нежная, слегка растрепанная, и он вдруг ревниво представил себе, чем они с Юдиным не так давно занимались, прежде чем он пришел.

Возможно, и ее отношения с крестным переросли в любовные, в более интимные все по той же причине – от страха перед разоблачением. Она не нашла в нем самом, в Бутурлине, надежного мужчину, способного ее защитить, и бросилась в объятия взрослого Юдина. Хотя, возможно, все эти трагические обстоятельства просто ускорили то, что зрело в ней прежде. Он же видел, какими глазами она иногда посматривала на своего крестного. Но если раньше он приписывал все эти свои подозрения своей ревности, то теперь понял, что Юдин давно интересовал Олю как мужчина. Да и родители ее души в нем не чают. Возможно, именно такой муж ей и нужен?

– Он знает? – спросил он, качнув головой в сторону невидимого соперника.

Они молча кивнула головой и тяжко, судорожно вздохнула. Ему стало так жаль ее, что он уже хотел потянуться к ней, обнять, зарыться лицом в ее волосы и сказать ей о своей любви, о том, что он виноват перед ней и готов на все, только чтобы она его простила, как вдруг в кухню вошел Юдин. С заспанным лицом, серьезный.

– Я все слышал, – сказал он. – Но, раз уж ты пришел, скажу тебе, что где-то понимаю тебя. Хотя с самого начала тебе никто не поверил. Но Оля твой порыв, я думаю, оценила.

Она покраснела. Она бросала испуганные взгляды то на Женю, то на Максима, и не знала – что сейчас будет, как они поведут себя? Хорошо бы, промелькнуло в ее голове, чтобы Женя ушел.

– Что теперь будет? – Бутурлин произнес слова, готовые сорваться с ее языка. – Вдруг ее вычислят?

– Скажу, что это я его убил, – спокойно ответил Юдин. – Неужели ты думаешь, что только ты один способен на поступок?

Олины глаза округлились.

– Максим, что ты говоришь?! Ничего такого не будет! И, в отличие от Юракова, я не стану инструктировать тебя, рассказывать детали. Все это глупо! Пусть будет суд, и я объясню, за что я его убила.

– Никакой суд тебя не спасет, потому что ты убила человека, – устало выговорил Юдин. – У тебя нет доказательств, что тебе что-то угрожало.

– Но у меня есть свидетель – Женька!

– Свидетель – это не главное.

– А что главное?

– Пистолет. И он сейчас находится у меня. Оставить там отпечатки своих пальцев мне ничего не стоит. Я готов сделать это хоть сейчас. Потом прийти с повинной и все рассказать.