ледники… Когда же прознаешь, что в Елец идем, отправляй в Пронск да Рязань гонцов, зову купцов, пусть идут к нам с хлебными обозами! Еды на зиму потребуется много — но и заплатить чем мы также найдем… Даст Бог.

Последние слова словно сами по себе сорвались с губ — но и пусть. Действительно, с моей затеей без Божьего провидения никак не обойтись…

Глава 15

…- Суши весла!

Обе скамейки гребцов дружно подняли весла вверх, практически без всплеска, предварительно развернув лопасти ребром. Так, чтобы судно наше не подалось назад — или наоборот, не получило напоследок лишнего ускорения… Десяток секунд спустя нос струга мягко ткнулся в песчаную отмель, плавно, без удара — кормчий Степан Никитич свое дело знает!

— Сети, сети давай, к берегу!

Неугомонный Алешка, скинувший с себя всю одежду, кроме нательной рубахи и портов, уже нырнул в воду, увлекая за собой могучего побратима и знаменосца-Андрея. С соседнего же струга, ткнувшегося носом в отмель практически синхронно с нами, в воду тотчас попрыгали сразу несколько повольников… Сейчас мои дружинники и наши соратники с соседнего судна дружно вытянут на берег сеть, до того натянутую промеж стругов.

Посмотрим, посмотрим, что у нас за улов сегодня…

— Гляди-ка, сом!

— Да какой здоровый!

— Ага, и щук вон пара!

— Ого-го! Осетр!!!

Дружинники и ушкуйники, перевесившись через борта стругов или уже спрыгнув на сырой песок, с восторгом ихтиологов перечисляют угодившую в сеть рыбу. Наибольший ажиотаж, как ни странно, вызывает именно крупная и хищная рыба — хотя я, например, вообще не понимаю вкусовых пристрастий соратников. И также напряженно вглядываясь в бьющуюся в сети рыбу, со вздохом облегчению различаю среди прочих судаков и налимов обычных карасей и карпов. Вот это рыба по мне!

— Аким! Давай на берег со своим десятком, за сушняком! Ефим, а вы посмотрите камни!

Что же, я провел небольшую организационную «революцию», введя десятки, как наименьшую тактическую единицу — что позволило мне повысить управляемость и многозадачность имеющейся под рукой дружины… Но между тем, схожие команды с соседнего струга подает и Добрыня — атаман ушкуйников, названный в честь былинного богатыря и дяди самого Владимира Красное Солнышко. Вскоре на берег высаживается уже обе «пиратские» команды практически в полном составе — и если меньшая часть нашего воинства отправилась за топливом и камнями, то большинство ратников хватает рыбину, принявшись ее глушить веслами (при необходимости), да чистить и потрошить.

— По лбу ему врежь, по голове!

— Что ты как маленький, хватани один раз, чтобы дух вон!

— Да скорее же, уплывет!!!

Повольники ринулись «добывать» здоровенного, едва ли не в человеческий рост, сома; последний, оказавшись на берегу, целеустремленно рванул к воде, бешено извиваясь на песке… Пара ударов лопастью весла по лбу, как кажется, только раззадорили его пыл — но спасительный «забег» в сторону реки прервал тяжелый удар сулицы Михаила, пригвоздившего сома к песку!

— Эй, это наша рыбина!

— Мы добыли!

— Иди карасей чистить, дружинный… По добру, по здорову!

— Миша, да оставь ты им этого падальщика, пусть давятся его тухлым мясом! Ты сюда иди, мне поможешь!

Я одернул старшего дружинника, застывшего напротив обнаглевших повольников с каменным выражением лица — и сжавшимися, побелевшими от напряжения кулаками… Вообще, часть нагловатых по натуре своей ушкуйников действительно нарывается — и будь повод поувесистее, можно было бы и проверить, у кого зубы крепче… Но влезать в конфликт из-за какой-то рыбины, да еще и отвратной на вкус⁈ Пусть жрут, да подавятся…

Миша нехотя подчинился — в то время как я, усевшись рядом с Алешкой и Андреем, проникшихся моими вкусовыми предпочтениями, взял в руки первого карася:

— Братец, не лезь ты к ним из-за этой травяной рыбы, у нее же вкуса ну просто нет!

— Княже, так они каждый раз самую крупную себе прибирают. Разве то справедливо?

Медленно краснеющий Михаил, явно недовольный исходом короткого конфликта, с видимой неохотой уселся в наш малый круг. Все так же раздраженно он выхватив из ножен, для удобства подвешенных на шею, широкий охотничий клинок… Но тут побратима легонько толкнул плечом сидящий подле него Алексей:

— Да уймись ты, Мишка! Нам с ушкуйниками не сегодня-завтра в сечу вступить придется, спину друг другу прикрывать будем — а ты из-за сома едва драку не начал. Вот ты этим троим челюсти наверняка свернул бы — но ведь после на тебя вся дружина повольников накинулась бы! А там и наши в драку полезли бы… Кончилось бы все смертоубийством! И из-за чего⁈ Из-за треклятого сома⁈

Наш богатырь недовольно засопел, но спорить с железобетонно-логичными аргументами побратима не стал — в то время как сам я, распоров брюхо очередному карасю (небольшой, самый сладкий будет!), подвел итог:

— Мы ведь тоже всех карасей и карпов себе берем. Вроде княжеская прихоть, но также несправедливо…

— Ешь твою…!

— Как так-то⁈

— Вышвырнуть его, и вся недолга!!!

Меня прервал раздавшийся в стороне ушкуйников крик — а после нашим изумленным взглядам предстала не шибко аппетитная картина: четверо повольников, разом подхватив сома со свисающими из распоротого брюха внутренностями, дружно потащили рыбину к концу отмели, после чего скинули ее в воду; сом исчез в толще воды с громким всплеском… Не удержавшись, я едко уточнил:

— А что же, рыбка не по вкусу пришлась?

Трое повольников прошли мимо нас со злыми, каменными лицами, и только один парень, что помоложе, глухо пробормотал:

— Кости человечьи у него в брюхе были…

Ушкуйники принялись потрошить щук, пару налимов и осетра — злобно ругаясь, удаляя костяные наросты, служащие последнему чешуей. В то время как сам я, коротко усмехнувшись, обратился к Михаилу:

— Из-за людоеда бы передрались, Мишань?

Смутившийся дружинник ничего не ответил — а вот самый молодой из нас Андрюха зябко передернул плечами:

— Что же,