Лучник замер, чтобы зенитная ракета могла взглянуть на цель, и тут же устройство наведения защебетало, ощутив тепло, исходящее от горячих двигателей самолета на фоне холодной безлунной ночи.

* * *

– Взлетная скорость! – крикнул второй пилот, стараясь перекричать шум боя и рев двигателей. Его глаза не отрывались от приборной панели, пока первый пилот все свое внимание сконцентрировал на том, чтобы удержать самолет на прямой. – Подъем!

Первый пилот взял рычаг на себя. Нос самолета поднялся вверх, и Ан-26 в последний раз подпрыгнул на замерзшей грунтовой дорожке и оторвался от нее. Второй пилот мгновенно убрал шасси, чтобы уменьшить сопротивление воздуха и дать возможность самолету быстрее набрать скорость. Пилот наклонил самолет вправо, делая плавный поворот и уходя от того, что сверху казалось наибольшим скоплением огня из стрелкового оружия. Набрав высоту, он полетел на север, в сторону Кабула. Сидящий позади пилотов штурман не смотрел на карты. Его задача заключалась в том, чтобы каждые пять секунд выпускать осветительные ракеты, снабженные парашютами. Это делалось не для освещения поля боя, хотя и выглядело со стороны таким образом. Назначением осветительных ракет было обмануть зенитные ракеты, выпущенные с поверхности и снабженные устройствами инфракрасного наведения. В наставлении говорилось, что выпускать ракеты нужно каждые пять секунд.

* * *

Лучник тщательно следил, как запускаются ракеты. Он слышал изменения в звучании устройства наведения всякий раз, когда очередной парашют с висящим под ним грузиком вылетал из люка самолета и осветительный состав вспыхивал, заливая все вокруг ослепительным сиянием. Афганцу нужно было вести левый двигатель самолета и точно рассчитать момент пуска ракеты, если он надеялся поразить цель. Он уже рассчитал в уме ближайшую точку пролета Ан-2б – примерно девятьсот метров, – и как раз перед тем как достигнуть этой точки, из грузового отсека вылетело очередное осветительное устройство. Через секунду искатель зенитной ракеты вернулся к нормальному тону захвата цели, и Лучник нажал на спусковой крючок.

Как всегда, когда пусковое устройство дернулось в его руках, Лучник испытал чувство ни с чем не сравнимого наслаждения, близкого к сексуальному. Ему казалось, что звуки боя, кипящего вокруг, стихли и все внимание сконцентрировалось лишь на стремительно удаляющейся точке желтого пламени.

* * *

Штурман едва успел выбрать очередное осветительное устройство, как «Стингер» ударил в левый двигатель. Его первой мыслью было негодование – в наставлении напутали! Бортмеханик не испытывал подобных сомнений – автоматическим движением он нажал на кнопку аварийного выключения левой турбины. Этим было перекрыто поступление топлива к двигателю, выключено его электроснабжение, винт переведен в режим свободного вращения, и одновременно сработала система пожаротушения. Пилот надавил ногой на педаль руля управления, стараясь компенсировать занос влево, вызванный потерей тяги на одном двигателе, и тут же опустил нос самолета. Это был опасный маневр, но нужно было сделать выбор между скоростью и набором высоты, и пилот решил, что скорость сейчас важнее. Бортмеханик доложил, что топливный бак левого крыла пробит, но до Кабула всего сто километров. И тут он услышал тревожный возглас:

– Левый мотор горит!

– Включить систему пожаротушения!

– Система включена! Двигатель полностью изолирован.

Пилот с трудом победил искушение оглянуться по сторонам. Самолет находился на высоте всего ста метров, и сейчас было опасно отвлекаться от главного – от пилотирования самолета. Уголком глаза летчик увидел вспышку оранжевого пламени, но заставил себя не обращать на это внимания. Он взглянул на горизонт, затем на указатель скорости, альтиметр и снова на горизонт.

– Теряем высоту, – услышал он голос второго пилота.

– Опустить закрылки на десять градусов, – распорядился летчик. Он решил, что скорость самолета достаточно велика, чтобы пойти на такой риск. Второй пилот опустил руку, выдвигая закрылки, и тем самым обрек на гибель и самолет и всех его пассажиров.

Взрыв зенитной ракеты повредил гидравлические шланги, управляющие левыми закрылками. От увеличенного давления, необходимого для перемещения закрылков, шланги разорвались, и закрылки на левом крыле самопроизвольно втянулись. Утрата подъемной силы с одной стороны едва не перевернула самолет, но пилот сумел выровнять его. Слишком много неприятностей происходило одновременно. Самолет начал терять высоту, и пилот завопил, требуя от бортмеханика увеличения мощности оставшегося правого двигателя, число оборотов которого перешло далеко за красную черту – Он еще надеялся спасти самолет, но даже удержать его в воздухе было уже почти невозможно, и летчик понял, что они снижаются слишком быстро в разреженной атмосфере. Нужно совершить посадку. В последнее мгновение летчик включил посадочные прожекторы, чтобы найти ровную поверхность, но увидел перед собой лишь беспорядочное нагромождение скал. Последним сознательным усилием он направил свою «птичку» между двумя самыми большими валунами, и за секунду до того момента, когда самолет врезался в камни, у летчика вырвался крик – но это был возглас не отчаяния, а ярости,

* * *

В первое мгновение Лучнику показалось, что самолету удастся спастись. Взрыв «Стингера» у левого двигателя был отчетливо виден, но в течение нескольких секунд ничего больше не происходило. Затем за самолетом потянулся огненный хвост, и Лучник понял, что его цель смертельно ранена. Еще через тридцать секунд он увидел взрыв на земле, километрах в десяти, примерно в том направлении, куда планировался отход их отряда. Еще до рассвета он посмотрит, чего сумел добиться. Но сейчас Лучник повернулся в обратную сторону, услышав стрекочущий звук вертолета над головой. Абдул уже отбросил в сторону использованную пусковую установку и прикрепил прибор захвата цели и наведения к новой ракетной трубе, причем проделал это с быстротой и сноровкой, похвальной даже для хорошо обученного солдата. Он передал Лучнику новый «Стингер», и стрелок поднял голову вверх, разыскивая очередную цель.

Лучник не знал, что штурм авиабазы Газни терпел неудачу. Командир советского подразделения, охранявшего базу, мгновенно отреагировал на звуки стрельбы – третья рота афганского батальона продолжала вести бесполезный огонь по отсутствующему врагу, и советский капитан никак не мог исправить положение, – и русские заняли оборонительные позиции за две лихорадочные минуты, полные страха. Теперь перед афганскими партизанами находился готовый к обороне армейский батальон, укрывшийся в бетонных бункерах и снабженный тяжелым оружием. Губительный пулеметный огонь остановил продвижение афганских партизан в двухстах метрах от позиций советских войск. Командир моджахедов и перешедший на их сторону майор попытались поднять своих людей в атаку личным примером. По их рядам пронесся свирепый вопль, но вскочивший во весь рост командир попал прямо под трассирующие пули, замер на мгновение и был отброшен б сторону подобно тряпичной кукле. Как часто случается с плохо обученными бойцами, потеря командира подорвала наступательный дух атакующих. Слух о его гибели разнесся по цепям еще до того, как командиры подразделений были уведомлены об этом по радио, и моджахеды тут же начали отступать, беспорядочно отстреливаясь. Командир советского батальона понял, что бандиты обратились в бегство, но не стал их преследовать. Для этого у него были вертолеты.