И вот ее больше нет. А они на даче. Бродят, как тени. Нет Нэтти, и жизнь из них ушла. Что же теперь будет? Нэтти бы со всем справилась. Она не боялась брать на себя ответственность. И что самое ценное: принимать решения. Она решила, что будет участвовать во Всероссийском конкурсе. И они это приняли, кто добровольно, а кто под нажимом.

Раскатова невольно вздохнула. Дачную жизнь она никогда не любила. И только сейчас оценила всю ее прелесть. Запереться бы сейчас в груши, бросить все, отсидеться, зализать раны. «И, и, и…» – хотелось ей тоненько заскулить. Пожаловаться. А кому жаловаться? Ричарду? Нет, Ричард ее не поймет. Он сидел у огня, в саду, молча смотрел на пламя, то и дело подкладывая в огонь сухие ветки. Зато Новлянский говорил без умолку, жалуясь на жизнь.

– Да замолчи ты, – не выдержал Дик. – Из нас троих только ты, судя по всему, отделаешься только легким испугом.

– Да ты что?! – накинулся на него Олег. – Да если мама узнает?!

– Слушай ты, не борец за собственные права. Быть геем модно, так что не паникуй. У тебя будет много друзей.

– Друзей? – встрепенулся Новлянский.

– А то. Это нормальному человеку некуда податься. Сексуальные меньшинства борются за права сексуальных меньшинств. Женщины борются за равноправие с мужчинами. Пенсионеры – за прибавку к пенсии. Дети с родителями. Кто не борется ни за что? Ну? Соображай!

– Кто? – тупо спросил Новлянский.

– Среднестатистические особи мужского пола с правильной ориентацией. Сам посуди, кто нас поймет? Кто поддержит? Мы на общих правах. Значит, и есть самые бесправные. И одинокие. Поэтому радуйся, что у тебя появился повод, чтобы посочувствовали. Ты выпадаешь из разряда нормальных людей, следовательно, становишься интересен. Ты карьеру себе на этом сделаешь.

Новлянский надолго задумался. Евгения Львовна перестала, наконец, бродить по саду, подошла к костру.

– Выпить? – спросил у нее Дик. – Не стесняйся.

Раскатова и не собиралась отказываться, подставила стаканчик, выпила коньяка, закусила яблоком. Потом задумчиво сказала:

– Хорошо, что Дашка будет молчать. Я ее в свое время от тюрьмы отмазала. Она мне верная.

– Слушай, – спросил Дик, – а почему ты никогда мне не говорила, чем тебя шантажировала Нэтти?

Вместо ответа Раскатова спросила:

– Ты очень ее любил?

– Я же сказал, что это только наш Жизель в штанах отделается легким испугом. Моя жизнь, увы, кончена! А ты-то почему так переживаешь? Делала тайну из всего, что касалось Нэтти. Допустим, я тоже знал, кто она такая. Допустим, у меня есть причины обо всем этом милиции не говорить. Но почему ты, Эжени, так нервничаешь?

– Почему? Да потому что я была в тот день у пруда, где Нэтти нашли убитой, понимаешь? Была. И пока у нас есть время, давайте поищем ответы на все каверзные вопросы, которые нам могут задать в милиции. Думаю, это и в ваших интересах.

Дик нагнулся, чтобы помешать угли в кострище. Евгении Львовне показалось, что Носков не хочет, чтобы в этот момент увидели выражение его лица.

– Ты была у пруда? – глухо спросил Дик. – Выходит, ты знаешь, кто ее убил?..

Майор Волнистый приехал на работу поздно вечером, усталый и злой. По дороге заглохла машина, и пришлось два часа стоять на шоссе, пока не нашлась причина. Лейтенант же сидел над чистым листом и делал вид, что занят сочинительством. Смотрел в потолок, грыз ручку и постоянно вздыхал. Сергей Павлович начал с выговора. Песочил Попугайчика минут десять, а воспользовавшись паузой, тот с обидой сказал:

– Вот вы ругаетесь, а тут экспертиза второй день на столе валяется.

– Какая экспертиза?

– Насчет паспорта.

– Ну?

– Есть заключение, что фотография переклеена с другого паспорта.

– Этого следовало ожидать.

– Кустарная работа, между прочим. Как это никому в глаза не бросилось? И еще опять звонила Белова.

– Этой что надо?

– Вы обещали приехать.

– Ах, да! Замотался.

– Я бы съездил. Она говорит, что сестра что-то хочет рассказать. Срочно.

– Ну да. Про то, как выгнала из дома племянницу. Ладно, завтра съезжу. Тут выясняется, что Раскатова замешана по уши. И мотив есть, а алиби нет. Завтра надо первым делом за нее взяться. А Белова подождет.

Планы строятся для того, чтобы их нарушать. Волнистый собирался утром к Раскатовой, но ему неожиданно позвонил ее бывший муж и спросил:

– Это правда, что Нэтти убили?

– Вы откуда звоните?

– Из аэропорта. Мне вчера звонила жена. Так это правда?

– Да.

– Жаль. Значит, Женька за старое взялась. А ведь я ее предупреждал. Приезжайте ко мне срочно. Я готов отдать вам бумагу.

– Какую бумагу? – удивился майор Волнистый.

– Признание в убийстве, написанное моей бывшей женой Евгенией Львовной Раскатовой, собственноручно.

Сначала Волнистый подумал, что Евгения Львовна призналась в убийстве Нэтти. Все его мысли занимала она. Но потом сообразил: когда же Раскатова могла его написать? Нет, тут другое. Он ехал в офис Николая Васильевича, ожидая сюрприза. Теперь, наконец, выяснится, чем Нэтти прижала свою хозяйку. Лейтенант Попугайчик уехал в другом направлении: в одном из дачных поселков в результате пьяной драки, мужчина, размахивая косой, снес голову собутыльнику. Лейтенант кисло сказал: «есть», и отбыл. Майор невольно вздохнул. Что значит – человек ни за что не отвечает! Подавай ему загадочное убийство! Волнистый же предпочел бы сейчас заниматься «бытовухой», где все прозрачно, чем выслеживать убийцу Нэтти. А едет сейчас в офис к Раскатову. Снимать показания.

Должно быть, на Раскатова Нэтти произвела сильное впечатление. Такое сильное, что тот решился раскрыть ей семейную тайну. Николай Васильевич только что появился в офисе после длительной командировки, и дел у него было по горло, но время для разговора с милицией Раскатов нашел. Телефоны звонили не переставая. Секретарша, эффектная девушка высокого роста, чем-то напоминающая Дашеньку, с трудом отбивалась. Она сидела за столом с тремя телефонами и работала вдохновенно. Брала одну трубку, нежным голоском просила подождать две минуты, тут же хватала другую, говорила то же самое, потом уже в третью, отжимая «холд», объясняла, почему Николай Васильевич не может подойти немедленно. И тут же брала первую, говоря в нее то же. Ни разу девушка не ошиблась в имени – отчестве собеседника и не перепутала, кто ждет две минуты, а кто только что позвонил. Волнистый следил за виртуозным исполнением пьесы «Шеф занят» на трех телефонах, не надеясь, что секретарша найдет минуточку и для него. Но девушка отсекла нужного человека безошибочно. Три секунды смотрела на майора, потом уверенно сказала: