– Она! Вика! Точно!

– Ну наконец-то! – обрадовался майор. – Так значит, ее звали Викторией?

– Да.

– Фамилия?

– Не знаю. Я фамилию у нее не спрашивала, – поджала губы Людмила Васильевна.

– Тогда давайте по порядку. К вам в квартиру пришли две девушки: одна ваша племянница Наталья Белова. Другая – ее подруга Вика. Познакомились они, я так понял, в поезде. Сколько девушки у вас жили?

– С неделю. Я прямо извелась вся. Конечно, дома они не сидели, искали работу, но вечером в квартире просто негде было повернуться! Молодежь до ночи сидела на кухне, в карты играла. Эти две девки, да мои пацаны. Муж тоже там все время крутился. Пиво, сигареты. Когда они съехали, я прямо перекрестилась.

– Куда съехали? – строго спросил майор.

– Комнату сняли. На двоих.

– Адрес?

– Адреса не знаю. Не спрашивала.

– Через кого они нашли комнату?

– По объявлению в газете.

– Где газета? Что мне из вас, клещами каждое слово вытягивать?

Людмила Васильевна вскочила:

– На антресолях. Мы старые газеты не выбрасываем. Не богатеи. Когда завернуть чего, да во время ремонта пригодятся, пол застилать. Они объявление красным фломастером обвели. Я сейчас посмотрю. Может, газета и сохранилась.

– А вы не интересовались, где живет племянница, на что живет, устроилась ли на работу?

Белова-старшая не выдержала:

– Какая ж ты, Люська, дрянь! Сколько я за твоими детьми ходила?! Сколько им фруктов покупала! По целому лету у меня жили! Ничего не жалели дорогим гостям! А ты? Племянницу из дома выставила! Совесть есть у тебя? Как заделалась москвичкой, так родню по боку? Хоть бы узнала, как там Наташенька, где живет, не голодает ли. Девочка моя, где ж ты теперь?

Она всхлипнула, достала из кармана халата носовой платок, чтобы вытереть слезы. Людмила Васильевна тут же начала оправдываться:

– Да ничего не случилось с твоей Наташкой. Видела я ее на днях. Не хотела тебе говорить.

Елена Васильевна перестала всхлипывать:

– Это еще почему? Давай, Люська, выкладывай. Хватит кругами ходить! Где моя дочь?

– Где она – не знаю. Но что живет хорошо, сама видела. Автобуса я ждала. Машина-то у моего опять поломалась. Я и поехала своим ходом на дачу. Автобусом да на электричку. Стою, жду. На остановке, значит. Подъезжает тут иномарка, аж сверкает вся! Сначала вышел из нее мужик. Солидный такой и не сказать, чтобы очень уж молодой. Видно, что не из простых. С бородкой, в заграничных дорогих очках. И к киоску, значит, идет, где выпивка и сигареты. Что-то он там задержался, я глянула: деньги считает. Сдачу, значит. Богатые, они даже за сигаретами с пятисоткой идут. Я на последние деньги продуктов на дачу накупила, в кармане только на дорогу, а этот, значит, с пятисоткой. На иномарке. А тут вдруг дверца открывается, и выходит из нее краля. Я ее не сразу признала. Вроде лицо знакомое. Но одета! Как картинка! Я аж обмерла, и народ на остановке на нее стал коситься. Я гляжу, и она на меня косится. И тут до меня дошло – Наталья! Племянница! Я, конечно, подошла. Спрашиваю: «Наталья, ты, что ли?». А она губы надула. Вижу: не хочет со мной разговаривать. Потом увидела, что мужик ее возвращается и – шасть в машину. Ни «здрасьте, тетя Люда», ни «до свидания». Молчком.

– Да Наталья ли это была? – не выдержала Елена Васильевна. – Ты, может, обозналась?

– Признала она меня, – уверенно сказала сестра. – Только постеснялась. Как же! Машина-то бешеных денег стоит! И не наших, а долларов. И мужик не из простых.

– Что за машина? – тут же спросил Сергей Павлович.

– Мы люди простые. Иномарка, и все тут. В остальном не разбираюсь.

– А сигареты он какие купил? Не разглядели?

Людмила Васильевна завистливо поджала губы:

– Какие они покупают? Известно, что не «Приму»!. Это мой курит всякую дрянь. А Наташкин хахаль дорогие взял, с верблюдом на пачке.

– «Кэмэл»? – Волнистый невольно вздрогнул. А вот и окурок всплыл!

– Людмила Васильевна, вы подумайте, – взмолился он. – Может, номер машины вспомните? Особые приметы мужчины?

– Машина приметная. Вся такая округлая, и цвет необычный. Как небо.

– Так. Уже хорошо.

Минут десять Волнистый вытягивал у Беловой-младшей подробности встречи с племянницей. Не сказала она об этом сестре, потому что не хотела расстраивать. По понятиям Людмилы Васильевны порядочные девушки так себя не ведут. Если Наталья вышла замуж, так вся родня об этом узнала бы. Значит, любовница. Содержанка. Людмила Васильевна все время намекала на возраст мужчины. Мол, староват для девятнадцатилетней племянницы. Елена Васильевна расстроилась:

– Почему это дочка ничего мне не сказала? Значит, что-то не так?

Волнистый был с Людмилой Васильевной согласен. Если Наталья Белова устроила свою жизнь, то почему скрывать это от матери? Зачем писать, что она участвует в конкурсах красоты? И почему ее паспорт оказался вдруг у подруги Вики? Дело тут нечисто.

– Елена Васильевна, не надо так расстраиваться, – попросил он. – Давайте поищем старую газету. Авось следы Натальи найдутся.

И они полезли на антресоли. Вскоре на свет божий была извлечена пачка старых газет. Бережливые хозяева готовились к ремонту, ничего не выбрасывали. Искать обведенное красным фломастером объявление стали вместе. На это ушло не меньше часа. Наконец Людмила Васильевна воскликнула с торжеством:

– Ну вот! Я же вам говорила!

Сергей Павлович схватил газету. Найдется Наталья, найдется и правда о Вике. Подруга должна знать все. Тут же Волнистый набрал указанный в газете номер телефона. На то конце провода старческий голос проскрипел:

– Ась? Кто это? Насчет комнаты?

– Она что, опять сдается?

– Да. Комнатка свободна. Хорошая комнатка, небольшая, но мебель вся есть. И цена небольшая. Я много не запрошу, был бы человек хороший.

– Адрес назовите, – попросил Сергей Павлович. И добавил: – Я сегодня заеду. Посмотреть.

– Ну что? – кинулась к майору Елена Васильевна, когда Волнистый положил трубку.

– Увы! Наталья оттуда съехала. Но вы не переживайте. Главное, что с Натальей ничего не случилось. У бывшей квартирной хозяйки могли остаться ее вещи. Какой никакой, а след. Найдется.

– О Господи! – Елена Васильевна опять расплакалась. – Я прямо за нее переживаю! Подружку убили, неизвестно, что с моей Наташей! А я еще радовалась: дочка за границу поедет. Фотографии ее собрала, начальнице послала.

– Какие фотографии? – спросил удивленно Сергей Павлович. – Кому послали?

– Как же? Этой, как ее? Раскатовой. Евгении Львовне. Письмо она мне прислала. Летом. Так мол и так, порадуйтесь за свою дочь Наталью, все у ней хорошо. И хвалила ее очень. Красавица, умница, послушная. Просила прислать несколько ранних фотографий, мол, для газеты. Какая Наташенька раньше была. В детстве, в школе, на выпускном вечере. Зачем только, не понимаю?