– Ты про отражения?

– Да.

Глеб пожал плечами:

– Этого я не знаю. Меня другое тревожит. Эти отражения очень убедительно выглядят. Их может быть не два и не три, а десять или двадцать. Или даже сто! И все это стадо призраков бродит по селам и весям, показывая людям чудеса и убеждая их в том, что Пастырь – сын Божий.

– Как Иисус?

– В отличие от Иисуса, которого, как известно, распяли на кресте, двойники Пастыря неуязвимы. Не пройдет и года, как этот чертов лжепророк опутает своими сетями все русские княжества. А там и за кордон шагнет.

Глеб протянул руку к кувшину с квасом, поднес его к губам и сделал несколько больших глотков. Поставил кувшин на стол и угрюмо продолжил:

– Князья присягнут ему на верность и воздвигнут храмы в его честь. Белому чародею станут поклоняться, как богу. Его чудеса столь зримы и убедительны, что он легко станет новым мессией и основателем новой мировой религии. И произойдет это очень быстро – при его-то способности быть в сотне, а то и в тысяче мест разом.

Хлопуша слушал Глеба, выкатив глаза и подняв брови.

– Этот мерзавец вполне способен изменить будущее, – продолжил Глеб. – Иисус проповедовал любовь и пожертвовал собой ради спасения людей. А Пастырь проповедует силу и швыряет в жертвенный огонь тех, кто с ним не согласен. Если его религия распространится, мир переменится. И в этом мире уже не будет ничего, что я любил.

Глеб замолчал.

– Твои слова пугают меня, Первоход, – тихо сказал Хлопуша. – Как сделать, чтобы все, о чем ты говоришь, не стало правдой?

– Выход только один. Мы должны поймать Пастыря и выбить из него эту дурь.

– Поймать Пастыря? Но как мы это сделаем? Белый чародей всесилен, как бог.

– Да, он силен, – согласился Глеб. – Но все его чудеса – это всего лишь иллюзия. Беда в том, что люди охотнее верят в иллюзии, чем в реальные вещи. Его сила – в вере людей. Сам он не может причинить нам зла, но он может приказать своим общинникам схватить нас и разрубить на части. А если они не подчинятся, он покажет им пару своих фирменных «штучек», и они навалят в штаны с перепугу.

Глеб снова отпил из кувшина, поморщился от боли в исколотой иглой руке, потом взглянул на Хлопушу холодным, острым взглядом и сказал:

– Оставайся здесь и сторожи сундук с оружием. Скоро оно нам понадобится.

– А ты?

– Мне нужно кое-что сделать.

– Что сделать?

Глеб холодно усмехнулся:

– Есть такая поговорка: «Против лома нет приема, окромя другого лома». Вот я и попытаюсь найти этот «лом».

Тетка Голица выглядела совсем не так, как должна выглядеть ведьма или колдунья. Румяное, пышущее здоровьем лицо, голубые глаза, на полных губах – неизменная улыбка.

Дом вещуньи был светлый, с белеными стенами и расписными скамьями. На стенах мохнатыми пучками висели сухие, благоухающие травы. Несмотря на поздний час, Голица еще не ложилась. Да и ложилась ли она вообще когда-нибудь?

Окинув Глеба добродушным взглядом, Голица спросила:

– Так что тебя ко мне привело, Первоход?

Глеб отпил травяного чаю и поставил плошку на стол. После чего сказал:

– В княжестве объявился белый чародей. Ты слышала о нем?

– В Хлынь-граде нет человека, который бы о нем не слышал.

– И что ты о нем думаешь?

Голица чуть прищурила светлые глаза.

– Думаю, что он может принести людям много бед.

– Я тоже так думаю. Поэтому и пришел к тебе. Я хочу достать его. И я знаю, что Пастырь – настоящий Пастырь – скрывается в Гиблом месте.

– В таком случае, ты знаешь гораздо больше, чем я, ходок, – мягко проговорила Голица.

Глеб усмехнулся и покачал головой.

– Ты вещунья, Голица. Дом твой полон амулетов и колдовских трав. Помоги мне найти логово Пастыря.

– Я могла бы попробовать… Но белый чародей силен. Если он узнает, что я помогала тебе, он меня погубит.

– Помоги мне, и я расправлюсь с ним раньше, чем он об этом узнает. Мне не нужны ни твои заговоры, ни твои обереги, вещунья. Укажи мне место, где прячется Пастырь. Остальное я сделаю сам.

Голица усмехнулась.

– Ты всего лишь самонадеянный чужеземец, возомнивший себя великим охотником. Но я помню, как ты впервые появился в Хлынь-граде. Тогда в твоих глазах читались растерянность и испуг.

– Это было давно. С тех пор я сильно изменился.

– Никто из нас не меняется, Первоход. Однажды испуганный мальчик, который прячется в твоей душе, подведет тебя. И тогда ты умрешь.

– Я пришел сюда за помощью, а не за отповедью, – резко напомнил Глеб. – Разложи свои карты и окропи их колдовским зельем.

Он достал из кармана золотой солид и положил его на стол. Голица глянула на монету, едва заметно усмехнулась и сказала:

– Что ж… Если ты так хочешь.

В руках у нее появилась колода персидских карт. Белые пухлые пальцы заработали ловко и четко, расшвыривая карты по столу ровными рядками. Затем Голица обмакнула пальцы в чашу с каким-то зеленоватым варевом, что стояла справа от нее, слегка окропила карты, вновь собрала их и вновь разбросала по столу.

После этого вещунья склонилась над картами и принялась разглядывать их, хмуря брови и что-то тихонько нашептывая себе под нос.

– Ну? – нетерпеливо спросил Глеб.

Голица откинулась на спинку расписной скамьи и сказала:

– Я вижу его. Посреди мертвого города стоит полуразрушенный храм с башней. Пастырь – в этой башне. На дубовых дверях висят пудовые замки, а башню окружают страшные твари.

Глеб сжал кулаки и мрачно изрек:

– Я выкурю его оттуда.

– Один ты не справишься, – возразила Голица. – Тебе нужны помощники.

– Помощники? – Глеб задумался. – Возможно, ты права. Но сильные и умные ратники нынче на вес золота. Никто из них не согласится идти в Гиблое место.

– Я говорю не о ратниках, ходок. Я говорю о друзьях.

– О друзьях? – Глеб прищурился. – Где же я их возьму?

– Один у тебя уже есть. Огромный, как медведь, но с душой ребенка. Других тебе пошлет судьба.

– Что ж, тогда мне придется…

– Я не договорила, Первоход. – Вещунья сдвинула брови. – Они могут погибнуть в Гиблом месте. И это будет платой.

– Платой? – Глеб прищурился. – За что?

– Ты думаешь, твои шрамы исчезают просто так? За каждый исчезнувший шрам ты платишь чужой кровью. Неужели ты до сих пор этого не понял?