Бровка замолчала и отвернулась.

– Куришь фимиам своим богам? – усмехнулся Хлопуша, глядя на клубы дыма. – Правильно делаешь. Они здорово тебе помогли. А все-таки хорошо, что мы расправились с Пастырем, верно? Он мне никогда не нравился.

Глеб молчал, потягивая свою самокрутку. И тогда Хлопуша заговорил снова:

– А знаешь, почему он проиграл?

– Почему?

– Потому что он был злой. А мы – добрые.

Глеб скосил на верзилу глаза и уточнил:

– И я добрый?

Хлопуша посмотрел на Глеба и кивнул.

– Конечно!

– Гм… – Глеб задумчиво сдвинул брови. – Пару дней назад я бы сказал, что ты ошибаешься. Но теперь… теперь я, пожалуй, соглашусь. Бровка устала от чудес, а я устал от зла. Хочется почувствовать себя светлым Божьим созданием, а не свирепой темной тварью.

– Верные слова, – одобрил Хлопуша. – И что ты будешь делать, когда вернешься в Хлынь?

Глеб усмехнулся:

– Творить добро, разумеется. А ты?

– А я завалюсь в «Три бурундука» и закажу себе огромную жареную баранью ногу! А к ней – полный кувшин хмельного меда! Соскучился я по хорошей естве, паря. Как подумаю про баранью ногу, так живот с голодухи сводит.

Глеб несколько секунд молчал, а потом прыснул от смеха. Глядя на него, засмеялась и Бровка.

– Чего вы? – недоуменно спросил Хлопуша. – Чего смеетесь? Да что тут смешного-то?

Несколько мгновений он молчал, хлопая глазами, затем махнул рукой и расхохотался сам…