– А почему тогда трупа нет?

– Ну, знаешь! – Все благие намерения моментально вылетели у меня из головы. – Мы тут вашу работу делаем, преступников ловим, а ты ко мне с какими-то трупами пристаешь! Не хочешь разговаривать – сейчас Сухареву позвоню!

А что, вот возьму сейчас и позвоню! Гошке это, конечно, не понравится, но Евгений Васильевич, по крайней мере, с меня трупы требовать не станет. Он человек практичный, ему и преступника достаточно. Впрочем, намерение свое я исполнить не сумела – Гоша, которому идея связаться с Сухаревым действительно не понравилась, забрал у меня трубку.

– Стрешнев, хватит дурака валять. Трупа нет только потому, что мы успели вовремя. Похищение человека, причинение тяжких телесных и ограбление тебя устроят?

– И чего вам не спится? – тоскливо спросил Стрешнев. – Вам ведь Баринов сегодня тоже выходной дал.

– Как дал, так и взял. Наши клиенты не то что ваши, они ждать не могут. За вашу работу они налогами расплачиваются, а нам живые денежки отдают, чувствуешь разницу?

– Ага, скажи еще, поэтому вы и работаете эффективнее. А у нас в милиции, по-твоему, одни жлобы и моральные уроды работают.

– Не в милиции, а в полиции, ты, милок, забыл спросонок, где трудишься! И про жлобов я тоже ничего не говорил. Но если бы наша клиентка к вам с заявлением пришла, вы бы ее отфутболили три дня ждать. А мы пропавшую девчонку за шесть часов нашли, да не одну, а двух. И парня, который их захватил, тоже. И вещички, которые этот парень на квартире у девушки собрал. Причем заметь, мы все это сделали и уже полчаса тебя уговариваем приехать и оформить задержание преступника, а ты никак не проснешься!

– Ничего подобного. Я не только проснулся, я уже оделся и выхожу. Говори, куда ехать.

Стрешнева мы ждали минут тридцать. Чтобы не терять время, Гошка вытряхнул из сумки украшения Безруковых, и я составила опись. В двух экземплярах, один для себя, один для полиции. Коллекцию Лилия Михайловна с Мэричкой подобрали, на мой взгляд, просто изумительную. Примерять я ничего не стала, но каждую вещичку в руках подержала, полюбовалась.

Там же, в сумке, лежал выключенный телефон Мэри. Я включила его, посмотрела список отправленных сообщений и обернулась к Никите:

– Это ты матери Мэри эсэмэску послал?

– А что?

– Просто интересно. Почему именно в Прибалтику? Почему на неделю? Почему с Сэнди?

Никита посопел немного, потом объявил:

– Ничего я не знаю ни про какие эсэмэски. И телефон этот впервые в жизни вижу. И адвоката мне…

– Что ты у него спрашиваешь? И так все понятно. – Гоша комфортно устроился в кресле, и его потянуло на разговоры. – Про Прибалтику он написал по бедности фантазии. Мог ведь отправить их в парижский Диснейленд или в Китай, Запретный город осматривать, да в голову не пришло. Про Сэнди упомянул, потому что нужно было объяснить исчезновение обеих девушек. Неделя – еще проще. Чтобы родные подождали, не бежали полицию напрягать, дали ему время убраться подальше. А там, глядишь, девчонки сгоревшие среди неопознанных трупов затеряются… Не сообразил только, что Сэнди здесь с ним жила и ее первым делом опознают. А вторым делом сожителя искать начнут, и никакой недели форы у него не будет. Плохо быть бестолковым, правда, Никита?

Никита не ответил. Не считать же ответом несколько коротких, но емких слов, которые он процедил, почти не разжимая зубы.

Сэнди закончила свое сочинение и отдала нам на проверку. Вся история была изложена достаточно толково, связно и не без литературных достоинств. Я указала на несколько грамматических ошибок – впрочем, их девушка сделала, скорее всего, из-за своего нервного состояния. Не думаю, что она не знает, как пишется слово «цинично» – через «и» или через «е». Гошка же на грамматику, синтаксис и стилистику внимания обращать не стал, но попросил Сэнди добавить паспортные данные и номера контактных телефонов. Все-таки мне у старшего товарища еще учиться и учиться!

Никита тоже решил дать показания. Он изложил улучшенный вариант истории про коварную соблазнительницу Сэнди, которая обманным путем вовлекла его в преступный заговор с целью изъятия золота и бриллиантов у ее же, Сэнди, подруги. А самому Никите никогда ничего подобного даже в голову не пришло бы, он вообще парень исключительно законопослушный, в детстве даже ходил в кружок юных инспекторов дорожного движения. А что до его доброты – так она всем известна! Он даже почти что вегетарианец!

Тут Сэнди, которой мы с Гошкой не позволяли комментировать признания бывшего возлюбленного, фыркнула настолько выразительно, что Никита сбился и забормотал уже полную ерунду. Что-то про хомячков и черепаху, которым он заменял родного отца, пока все зверушки не погибли от какой-то загадочной болезни. А он, Никита, лично их похоронил и потом долго рыдал над братской могилой.

На мой резонный вопрос, почему же, обладая столь тонкой душевной организацией, он поливал прикованных к батарее девушек бензином, собираясь сжечь их как неподходящих свидетелей, Никита ответить не смог. Он выдавил из себя что-то невнятное на тему «это была шутка» и «меня не так поняли», потом замолчал и мрачно задумался.

О том, что у меня есть запись его выступления – портативный диктофончик всегда лежит в специальном кармашке, и включаю я его в экстремальных ситуациях почти автоматически, – я умолчала. Сюрприз парню будет. Суд, конечно, при хорошей работе адвоката признает эту запись «ничтожной» в качестве доказательства, но следователю она работу облегчит. Да и на присяжных впечатление произведет.

Наконец Стрешнев приехал. Хмуро поздоровался, душераздирающе зевнул и уставился на Никиту:

– Это, что ли, похититель? А это, – он перевел взгляд на Сэнди, – жертва похищения?

– Свидетельница, – уточнил Гошка. – Александра Лепешинская. Потерпевшую, Марию Безрукову, «скорая» в больницу увезла.

– А ограбили кого?

– Ее же, Безрукову.

– Что взяли?

– Женские украшения. Золото, бриллианты, изумруды – общим счетом тысяч на пятьдесят долларов. И деньги у Безруковой с карточек сняли.

– Не хило. – Володя снова зевнул и почесал в затылке. – Последний вопрос: какого черта вы здесь бензин разлили?

– Это не мы. Это господин… э-э… – Гошка задумчиво посмотрел на Никиту. Иногда случается и такое, иногда и мой опытный напарник допускает ляпы. Сколько времени мы общались с Никитой? А выяснить его фамилию не удосужились. Гошка кашлянул и спросил: – Как твоя фамилия?

Володя хотел ехидно улыбнуться, но снова зевнул. Впрочем, зевок тоже получился ехидный.

– Перов, – пробормотал Никита. Потом приподнял голову и громко объявил: – Я буду отвечать на вопросы только в присутствии адвоката! Я свои права знаю!

– Да ради бога, – рассеянно отмахнулся Стрешнев. – Так что за лужа? Вы здесь кораблики пускать собирались?

– Никита нас с Мэри сжечь хотел! – неожиданно выступила вперед Сэнди. – Он бензин принес и вылил, прямо на нас! И уже зажигалку достал! Если бы не Гоша с Ритой, он бы все здесь поджег! Он сказал, что не может нас в живых оставить, что мы свидетели против него!