Подбежавший сзади Томас толкнул ее, так что она растянулась на песке.

— Томас! Господи боже мой!

— Лиза! — сказал я. — Нет… я не разрешаю…

Томас замолотил кулаками по своей голой груди и издал вопль наподобие тарзаньего.

— Где Юлия? — снова спросил я.

— Почем я знаю, — ответила Лиза. Она встала на ноги и ладонью шлепнула Томаса по лицу, слишком сильно, по крайней мере сильнее, чем рассчитывала.

— Зараза! — завопил Томас. — Чума!

Он попытался схватить Лизу, но она уже удирала прочь по песку.

— Ну что, сперва по пивку? — спросил Стэнли. С него лила вода, седые волосы облепили голову, тут и там среди мокрых прядей просвечивал голый череп.

Ралф по-прежнему едва не икал от смеха.

— Это надо было заснять, Стэнли! Непременно!

— Где Юлия? — спросил я у Ралфа.

Стэнли ощупал карман мокрых шорт.

— Fuck! Кажется, все мои деньжата… Ах нет, все ж таки… — Он достал несколько купюр. Мокрых, слипшихся. — Фён! Полцарства за фён!

— Где Юлия и Алекс? — спросил я.

— Они ушли к другому пляжному центру, — сказал Ралф. — Вон туда… Видишь огоньки дальше, на той стороне залива?

— Одни? Вдвоем?

Я видел огоньки, на которые показывал Ралф. Расстояние определить трудно. Но как минимум километр, подумал я. А может, два с лишним. Между этой частью пляжа с ее освещенными кафе и праздничными кострами и вторым пляжным центром на другой стороне залива не было ничего. Только длинный, безлюдный, окутанный тьмой берег.

— Марк, молодежь удержать невозможно. Эти двое не желают торчать возле родителей.

— Да я просто спросил себя… Юлия вполне могла подождать, пока я подъеду.

Я постарался скрыть досаду по поводу того, что Ралф разрешил моей дочери пойти к другому пляжному центру. У него даже мысли не мелькнуло, одобрю я это или нет. Может, я обижаюсь по-детски, спросил я себя. Разве было бы логичнее, скажи Ралф: «Я-то разрешаю, но все-таки лучше дождаться твоего отца и спросить позволения у него»?

— Что у тебя с глазом? — спросил Ралф.

— Ничего. В смысле что-то попало. Песчинка или еще что-то.

— Каждому по пиву? — Стэнли поднял вверх мокрые банкноты.

Поскольку все столики были заняты, мы пили пиво у барной стойки, которую, вероятно, ради праздника установили прямо посреди пляжа. О Юдит ни слуху ни духу. Но Ралфа исчезновение жены, похоже, беспокоило мало. Во всяком случае, он не делал поползновений отправиться на поиски.

— Черт побери, вот это да! — сказал он, со стуком поставив на стол пивную бутылку.

Я проследил за его взглядом и увидел среди столиков, метрах в пяти от нас, трех девиц в бикини. Они стояли к нам спиной, озирались по сторонам, высматривая свободный столик. Ралф покачал головой:

— Да, Марк, с глаз долой, из сердца вон. Я бы убил, лишь бы мне разрешили хоть на минутку присесть. Хоть на минутку. — Он облизал верхнюю губу. Охнул и затеребил застежку шорт, пальцы скользнули внутрь. И я вдруг снова увидел взгляд хищной птицы: тот самый, каким он тогда раздел Каролину в фойе театра. И как тогда, глаза его затянуло пленкой, пока он мерил девиц взглядом с ног до головы и в конце концов остановил его на ягодицах.

— Эй! — окликнул Стэнли.

Мы обернулись к нему и увидели, что он машет рукой девицам:

— Hey! Come! Come here![24]

Ралф тряхнул головой, глянул в свою бутылку, потом ухмыльнулся мне:

— Мы только подумали, а он уже сделал.

Девицы словно бы размышляли, как им поступить. Наклонились друг к дружке. Захихикали. Я попробовал представить себе, чтó они говорят: трое мужиков средних лет, в шортах, с бутылками пива в руках, — старший проявил инициативу. Сам я на их месте немедля убрался бы подальше.

Однако, к моему немалому удивлению, в конце концов они, немного помедлив, направились к нам. Иной раз со спины оцениваешь женщину неверно. Видишь падающие на голые плечи длинные волосы, но, стоит ей обернуться лицом, вдруг оказывается, что она лет на пятнадцать старше, чем со спины. Правда, не сейчас: все три словно сошли с обложки «Вога» или «Гламура». Я попробовал прикинуть их возраст. Девятнадцать? Двадцать? По крайней мере, не старше двадцати пяти, вправду скорее девушки, чем молодые женщины. Я покосился на Ралфа, который быстро приложился к бутылке с пивом, причмокнул губами и потер ладонью живот. Будто проголодался. Так он и смотрел на трех девчонок — будто находился на вечеринке, где официанты сновали с подносами, полными тефтелек-биттербалов и ливерной колбасы. К нему приближался лакомый кусочек, и он уже заранее раскатал губы.

— Нет, надо же, — сказал он. — Черт, вот так красотки!

— Good evening, ladies. Drinks? What will you have? White wine? Margaritas? Cocktails?[25]— На последнем слове Стэнли лукаво взглянул на нас. Шустрый парень. Пока предлагал напитки, успел небрежно положить руку на голое плечо ближайшей девчонки. Они опять захихикали, но не ушли. Поочередно подали нам руки, представились. Назвали свои имена, и Стэнли поинтересовался, откуда они. Две, как мы поняли, были из Норвегии, а третья — из Латвии. Потом Стэнли спросил, на работе они здесь или на отдыхе. Хотя нет, он не сказал «отдых». Pleasure[26]— вот как он выразился. Work or pleasure? Спросил двусмысленным тоном, будто различие между work и pleasure имело второстепенное значение. С моей точки зрения, для девчонок это был последний шанс распрощаться с нами. Но они только продолжали хихикать. Норвежки уже потягивали через соломинки «маргариту». Латышка залпом выпила двойную водку со льдом.

— Слышь, Марк, — сказал Ралф. — Тебе-то везет, жена благополучно сидит дома. И ему тоже. — Он кивнул на Стэнли. — А вот мне надо соблюдать осторожность, Юдит этого не переживет. — Он поискал взглядом в толпе, я тоже. — Малютка вдрызг пьяная, — заметил он. — Ее и уговаривать не понадобится, Марк.

Он кивнул на латышку. А сам снова скользнул взглядом по ногам норвежек и снова причмокнул губами. Стэнли тем временем уже обнимал ближайшую к нему девчонку за плечи. Делал вид, будто хочет перехватить губами соломинку ее «маргариты», потом, так сказать, поменял направление и уткнулся носом ей в ухо. Девчонка, смеясь, оттолкнула его и что-то сказала по-норвежски подруге, которая схватила Ралфа за руку и потянула к себе.

— Хо-хо! — хохотнул Ралф. — Погоди чуток… Wait! Господи, девчонки податливые, как масло, Марк. Чем мы это заслужили?