Исходя из сказанного, когда мы говорим об отчуждении интеллигенции, нам просто необходимо обратиться к концепциям «постиндустриального общества». В 1970-е годы в западной социально-философской мысли все более усиливаются прогрессистко-технократические настроения, классическим выражением которых стала теория постиндустриального общества (называемого также обществом знания, информационным обществом, постдефицитной системой, а иногда прямо – посткапиталистическим обществом). Родоначальником постиндустриальных теорий считается американский философ Даниел Белл, с 1962 года работавший над докладом «Постиндустриальное общество» (доклад не был опубликован), а в 1973 году выпустивший книгу «Грядущее постиндустриальное общество». В рамках своей концепции данный автор выделяет пять основных компонентов перехода к постиндустриализму:

«1). В экономическом секторе: переход от производства товаров к расширению сферы услуг.

2). В структуре занятости: доминирование профессионального и технического класса.

3). Осевой принцип общества: центральное место теоретических знаний как источника нововведений и формулирования политики.

4). Будущая ориентация: особая роль технологии и технологических оценок.

5). Принятие решений: создание новой “интеллектуальной технологии”» [9, 18].

Особое значение Д. Белл придает усилению роли научного знания, откуда у него естественно вытекает, что главной проблемой становится организация науки, важнейшей социальной организацией – университет или научно-исследовательская лаборатория, а основным действующим лицом – профессионал, образование и опыт которого соответствуют требования времени [9, 159–171]. Изменится механизм принятия общественно-значимых решений: они будут приниматься правительством, но базироваться на финансируемых им исследованиях. При этом, как пишет Д. Белл: «Основное внимание общества будет сосредоточено на заботливом отношении к таланту, расширении сети общеобразовательных и интеллектуальных учреждений…» [9, 463]. В социальной политике, по словам Д. Белла: «Основными проблемами станут внушение лидерам этоса ответственности, обеспечение больших удобств, красоты и лучшего качества жизни в устройстве наших городов, более дифференцированной и интеллектуальной системы просвещения, совершенствования характера нашей культуры» [9, 492]. Хочется заплакать от зависти. Только как быть с реальностью?

Новое общество, по мнению Д. Белла, будет уже не столько капиталистическим, сколько профессионально-меритократическим: «В новом обществе, которое формируется ныне, индивидуальная частная собственность теряет свое общественное предназначение (защита труда в том смысле, как это понимал Дж. Локк, контроля или управления производством, вознаграждения за риск) и сохраняется лишь как функция» [9, 498]. Контроль над обществом из экономического превратится в преимущественно политический [9, 498]. Профессионалы будут более ответственными и компетентными управленцами, чем старая элита, так как эти качества уже заложены в самой идее профессионализма, они владеют знаниями, но не собственностью, а система руководства обществом в постиндустриальном мире будет определяться не передачей власти по наследству, а политической системой, вопрос о руководстве которой, в свою очередь, остается открытым [9, 499–500].

В рамках нового класса профессионалов Д. Белл выделяет четыре сословия: научное, технологическое, административное и культурное, – подчеркивая особую прогрессивность первого [9, 501–507]. Этос науки описывается им в соответствии с идеальной моделью Р. Мертона, выделяющей такие четыре качества, как универсализм, требующий, чтобы карьера была доступна каждому талантливому человеку, коммунализм, предполагающий, что знание является общественным продуктом, свободно передаваемым будущим поколениям, бескорыстие и скептицизм, подчеркивающий беспристрастную скрупулезность, самоотказ от веры, разрушение стены между святым и мирским [9, 510–511]. При этом Белл отмечает неизбежность бюрократического и политического контроля над научными институтами и возможность возникновения здесь определенных противоречий между учеными и управленцами [9, 513–515]. Современный опыт показывает, что в большинстве случаев такие противоречия решаются в пользу управленцев.

Дальнейшее постиндустриальное развитие, по мнению Д. Белла, сгладит социальные конфликты на производстве: «Корпорация, как и университет, правительственное ведомство или большая больница – со своими иерархией и статусной системой, – для многих сотрудников превратилась в дело их жизни. Поэтому она не может более оставаться организацией с узким предназначением – в случае производственной компании лишь инструментом выпуска товаров и услуг, – но должна стать приемлемым стилем жизни для своих членов» [8, 390]. Проблемами всеобщего утверждения «рыночной личности», как и проблемами отчуждения он особо не задается. Лишь к концу работы, критикуя современную культуру (и собратьев-гуманитариев) за культивирование гедонизма, показухи и иррационализма, Даниел Белл пишет: «Постиндустриальное общество не в состоянии обеспечить трансцедентальную этику, кроме как тем немногим, кто посвятил себя служению науке» [9, 651].

Идеи Д. Белла получили широкое распространение и дальнейшее развитие. В 1980 году выходит книга американского журналиста и социолога Элвина Тоффлера (который, правда, вместо термина «постиндусриальное» обычно использовал термин «сверхиндустриальное») «Третья волна», в которой говорилось о том, что на смену индустриальному обществу, порожденному Второй волной модернизации, приходит новое общество Третьей волны. В отличие от Д. Белла Э. Тоффлер довольно много внимания уделяет преодолению отчуждения, которое он связывает не с капитализмом, а с самой природой индуст-реальности. В новом обществе Третьей волны больше внимания уделяется охране окружающей среды и использованию возобновляемых источников энергии, происходит демассификация СМИ, способствующая демассификации личности и культуры, но главное – формируются новый способ производства и новые типы общественных отношений: уменьшается доля рабочих, занятых в материальном производстве, появляется возможность значительную часть работы перенести на дом в «электронный коттедж», что позволяет бывшим наемным работникам, купив электронные терминалы и оборудование, превратиться в «независимых предпринимателей» [117, 233–337]. В будущем распространятся небольшие фирмы, в которых отношения между работниками станут более личными, с развитием системы работы на дому в «электронном коттедже» укрепится семья, члены которой будут больше времени проводить друг с другом, дети будут частично втягиваться в работу родителей, широко распространится работа по гибкому графику, учитывающему особенности и интересы работника [117, 338–403]. В результате возникает потребность в работнике нового типа: «…работодатели Третьей волны испытывают все возрастающую потребность в мужчинах и женщинах, которые принимают на себя ответственность, понимают, как их работа связана с работой других, которые могут справляться с более крупными заданиями и быстро адаптируются к изменившимся обстоятельствам и которые чувствуют настроение людей вокруг них» [117, 607].

На предприятиях меняется система власти, сотрудники теперь часто имеют более одного начальника, что, по мнению Э. Тоффлера, благоприятствует инициативным: «Такая система наказывает работников, проявляющих слепое послушание. Она вознаграждает тех, кто возражает в разумных пределах. Работники, ищущие смысл, ставящие под сомнение авторитеты, желающие поступать по своему разумению или требующие, чтобы их работа была социально значимой, могут считаться смутьянами на предприятиях Второй волны. Но предприятия Третьей волны не смогут работать без них» [117, 610].