Пимка в ответ взмахнул руками, запрокинул голову, разразился смехом. Смеялся он громко, содрогаясь всем своим маленьким жирным телом, потом стал хлестать себя по щекам, издавая тягучие, похожие на вопли звуки. Нивхи насторожились. Многим показалось, что шаман вызывает хозяина тайги. Кое-кто попятился к юртам, но Кырка, все еще стоявший напротив Пимки, опять закричал:

— Замолчи, глупый!

Пимка вздрогнул, перестал хохотать.

— Какую, лоча, жизнь будем строить? — спросил Матирного нивх по имени Азмун, явно недовольный тем, что Пимка перебил важный разговор.

Матирный только и ждал этого вопроса.

— Надо нивхский колхоз создавать! Люди будут вместе ходить на охоту, вместе рыбу ловить. Люди будут работать на себя — тогда у каждого будет вдоволь мяса, вдоволь юколы. А теперь что у вас получается? Горбуша в Тымь вошла, ее ловить нужно, а Пимка вас в тайгу на охоту посылает...

— Верно! — перебил Азмун, не сводя глаз с Матирного и ожидая, что он скажет еще.

— Когда люди вместе, они сильные, а когда каждый сам по себе, он как тростинка, его легко согнуть можно. Вот и гнул каждого, кого хотел, шаман Пимка. Создадим крепкий колхоз, по-новому пойдет у вас жизнь. Школу построим. Детишки читать, писать научатся. Вырастут крепкими, умными. Когда по закону Ленина начнем жить, в юртах исчезнет тьма, дым, грязь. Значит, исчезнут болезни, губившие нивхов целыми стойбищами. Закон Ленина такой — бедных людей в обиду не дает. Почему Пимка не хочет новой жизни?

— Почему? Скажи! — попросил Азмун. Он жадно ловил каждое слово, каждый жест русского.

— Потому, что при новой жизни никто на Пимку работать не будет. Пимке придется самому ружье брать и в тайгу идти, да невод на горбушу самому ставить. Вот ему и не нравится это. Когда нивхи в один крепкий колхоз объединятся, они и скажут Пимке: «Уходи, шаман, на все четыре стороны, уходи к своему хозяину тайги Тайразань-Ызю, если такой хозяин есть». Однако, я думаю, — нет такого хозяина. Настоящий хозяин тайги — вы, нивхи, простой народ!

— Ладно, новую жизнь начнем строить, колхоз будет у нас, работать вместе станем. А после? Уедешь ты, Елисей, Пимка опять все к старому повернет? — тревожным голосом спросил Кырка, и по тому, как люди шумно заговорили между собой, Матирный понял, что этот вопрос интересует всех.

— Если примете хорошо, верить мне будете, не уеду я от вас. Вместе будем, — твердо заявил Матирный.

— Живи здесь, тут не худо! — промолвил старый одноглазый Илькук.

— Верно, живи здесь! — сказала Тамара Урзюк, подталкивая локтем очень довольного Кырку, который считал себя первым другом Матирного.

Долго молчавший Пимка несколько раз порывался что-то сказать, но, видя, что народ больше слушает Матирного, нежели его, шамана, решил уйти. Выждав минуту, когда немного стихли голоса, он поднялся на пенек, вытянул короткую, толстую, как у нерпы, шею и крикнул:

— Кто захочет, пойдет к тебе в колхоз, а кто не захочет, не пойдет, конечно! — И, подобрав халат, собрался уходить.

— Пимка верно говорит: кто хочет, тот пусть в колхоз идет, а кто не хочет, пускай на Пимку работает, — сказал Матирный, понимая, что сейчас самое важное объединить хотя бы несколько семей: они начнут трудиться сообща, а после за ними потянутся и другие.

И Матирный не ошибся. Четыре семьи со всем своим небогатым хозяйством — собачьими упряжками, рыболовными снастями, оморочками — положили начало первому нивхскому колхозу «Чир‑унвд», что на языке маленького народа означает «Новая жизнь».

...Подошло время лова кеты. Колхозники вместе с Матирным выехали на рыбалку. Веселый нрав Елисея, слово, сказанное к месту, всегда ободряли нивхов, вселяли в них уверенность. Обычно до угрюмости задумчивые, озабоченные, они шутили с ним, вспоминая недавнее собрание и особенно то, как Пимка вызывал хозяина тайги и как Тайразань-Ызь не явился.

— Верно ты, лоча, говорил. Нынче совсем другой хозяин тайги! — сказал Илькук, блестя своим единственным маленьким глазом.

А Кырка, который немало повозился с Елисеем, пока тот перестал вываливаться из оморочки, добавил:

— Если утопим тебя, Пимка скажет, что это Тайразань-Ызь сделал! — И все смеялись над этими словами, и больше всех сам Кырка.

Но стоило Матирному расхрабриться и одному выйти на середину реки, как оморочка опять опрокинулась. Хорошо, что поблизости оказалась Тамара Урзюк. Она подала Елисею руку, чтобы втащить его в свою оморочку, но Матирный, испытывая страх перед этой капризной лодочкой, отказался и поплыл к берегу. Тамара неотступно следовала за ним и, когда Елисей уходил под воду, хватала его за чуб и поддерживала.

— Никогда у нас так не бывало, чтобы женщина за волосы рыбака таскала, — смеялся Азмун, — верно, по новому закону так можно?..

— А по старому закону выходит, что я должен был утонуть? — отшучивался Матирный.

На следующий день, едва взошла над рекой заря, стали перебирать сети. Кета шла густо, и выловили ее так много, что женщины не успевали разделывать. Вскоре не осталось места на вешалах, пришлось срочно строить новые, временные вешала, чтобы разместить богатый улов.

— Однако, хватит нам рыбы! — сказал Кырка. — Раньше никогда столько не брали.

Но Матирный и Илькук не соглашались с Кыркой. Первый — потому, что смотрел далеко вперед, а второй — потому, что никогда не имел вдоволь юколы и постоянно испытывал страх перед наступающей голодной зимой.

— Будем ловить, пока ловится. Еще десяток юкольников построим, в лесу жердей хватит, — говорил Матирный, отлично понимая, что излишек юколы не помешает, что в недалеком будущем это явится наилучшей агитацией за колхоз. Ведь многие нивхи не вышли на лов кеты, Пимка тайно угнал их в тайгу, пообещав снабдить юколой из своих запасов.

Когда вечером собрались вокруг костра за жирной ухой, которую сварила жена Азмуна — Дарья, тихая, молчаливая, очень старательная женщина, Матирный сказал:

— У людей, которые пошли работать на Пимку, юколы не будет. Кто им должен помочь? Мы, колхозники, должны будем помочь, чтобы они не умерли с голоду.

— Пимка всегда в долг дает! У него старой юколы на три зимы хватит. Прошлое лето все стойбище