Впрочем, и неинтересно. Согдеев снял пиджак, официант двумя пальцами принял его.

— Высушить?

— Не надо, повесь на стул.

Официант исполнил.

— Что еще?

— Ничего, идите.

Официант удалился, Антон не знал, что делать. Выплеском из стакана он хотел поставить точку в разговоре, но теперь вышло так, что точка поставлена Согдеевым. И это неправильно. А как поступить правильно, непонятно. Сказать что-то вроде: мы еще посмотрим, кто кого? Глупо. Пригрозить обращением в полицию? Еще глупее. Намекнуть, что он об этом эпизоде и о словах Согдеева расскажет Насте? Глупо до невозможности. Получается, как ни поступи, все будет не в его пользу. И молча уйти — не в его пользу. И стоять молча — не в его пользу. И любые слова — не в его пользу. Приходится признать, что Согдеев — опытный вояка, умеет поставить противника в такое положение, что любой ход врага оборачивается проигрышем. Это в шахматах бывает, какое-то хитрое слово, Антон не помнит. Но, может, так даже лучше? Пусть сейчас Согдеев чувствует себя победителем, пусть торжествует, зато потом Антон что-нибудь такое придумает, против чего Согдеев и Настя окажутся бессильны. И, кажется, уже придумал.

— Ну ладно, будь здоров, еще увидимся, — легко сказал Антон, так прощаются с приятелем после короткого разговора на ходу.

Согдеев выглядел слегка озадаченным — он ожидал другой реакции. Это Антону понравилось.

— Хорошего вечера, — пожелал он охраннику и ушел, довольный собой.

Гардеробщик, увидев Антона, выскочил навстречу с его курткой. А ведь Антон ему еще и номерка не дал, значит, тот профессионально запоминает, кто во что одет. Антон не повернулся спиной и не подставил руки, как это делают в дорогих ресторанах и клубах. Перехватил у гардеробщика куртку, оделся сам. Для Антона такие моменты всегда стеснительны, он редко бывает в подобных местах, но знает, что положено давать чаевые. В кино это выглядит просто и ловко: обслуживаемый в гардеробе или в гостиничном номере небрежно подает обслуживающему неизвестно откуда взявшуюся купюру, обслуживающий с благодарностью принимает, все четко. А Антону как? — лезть в бумажник, искать купюру? — но какую, сколько положено давать? И вдруг там нет мелких, а только, к примеру, тысячные, не тысячу же давать? И уж тем более не металлическую мелочь, которая иногда месяцами лежит в отдельном кармашке невостребованной. Вот поэтому он сам и оделся: лучший способ не ошибиться в чаевых — не давать их вовсе. Ему показалось, что гардеробщик понимающе улыбнулся. От этого Антону стало еще более неловко. Он не любил, иногда просто ненавидел в себе эту провинциальную застенчивость, усложнение в простых ситуациях. И вдруг сказал гардеробщику:

— Знаете, никак не научусь давать чаевые. Проблема, да?

— Опыт нужен, знаете ли, — ответил гардеробщик. — Наши люди никак не привыкнут, что это вполне естественно. Многим до сих пор кажется, что давать унизительно, а брать тем более.

— А разве нет? Только не обижайтесь, но работы всего — снять пальто или куртку, подать, надеть. А платят, как за что-то серьезное, вот сколько вам обычно?

— Сотенку. Но не за работу же платят, это, как бы вам сказать… Добровольный налог на статус. Я богатый человек, пришел в богатый ресторан, даю чаевые и этим подтверждаю свой статус.

— То есть — понты?

— Они самые, куда же без них?

— Без них никуда, это точно. Но я вам не дам, ладно?

— Да ради бога! Мне один иностранец только что двадцатку долларовую дал, я вполне доволен! Сначала, вы правы, мне самому это унизительно казалось. А потом привык. И не только привык, философию подвел, мы же под все философию подводим. Сказал себе, что это не унижение, а смирение. Смирись, гордый человек! — помните, откуда?

— Нет.

— И не надо.

Тут вошла пара, мужчина с дамой. Дама в меховом коротком манто, мужчина в куртке, которая выглядела вполне обычно, настолько обычно, что Антон такую не купил бы — будто взята наугад с длинной вешалки в дешевых торговых рядах. Гардеробщик-интеллектуал тут же забыл об Антоне, метнулся к ним, но, остановившись в двух шагах, замер, ждал, склонив голову и вытянув руки по швам, пока мужчина разденет даму. Благоговейно принял манто, которое, не глядя, сунул ему мужчина, побежал за стойку и тут же вернулся, чтобы взять куртку мужчины. Окончания процесса Антон не видел.

В машине он включил двигатель, посидел, согреваясь, потом набрал в поисковике смартфона «Дмитрий Согдеев». Людей с такой фамилией оказалось немного, а Дмитрий Алексеевич Согдеев, человек с богатой биографией государственного и политического деятеля, бизнесмена и чиновника, был в первой же строке. Ничего, впрочем, особенного, таких деятелей десятки, а то и сотни тысяч, иначе откуда взяться на Рублевке и в центральных кварталах Москвы десяткам и сотням тысяч домов и квартир, стоящих миллионы, причем в долларах?

Ладно, Дмитрий Алексеевич Согдеев, даже в ресторан с телохранителем ездящий, ладно, посмотрим, кто управляет, а кто управляемый. Если ты с телохранителем, значит, боишься чего-то. А я ничего не боюсь.

Антон включил навигатор — посмотреть, что там с трафиком. Ввел свой адрес — адрес своей квартиры, а не съемной.

И позвонил Алисе.

Она отозвалась радостно:

— Привет, папочка!

Не всегда называла она его папочкой, только в нежные моменты, которые у нее возникали всегда неожиданно. То сидит весь вечер в своей комнате, с кем-то общается, потом идет молча мимо родителей умываться и чистить зубы, а потом так же молча — спать, а то вдруг плюхнется рядом, поцелует в щеку: «Папочка мой!» — «Что?» — «Ничего. Спокойной ночи». — «Спокойной ночи, принцесса».

— Привет, — сказал Антон. — Ты одна?

— Тетя Люда тут. Мама поздно приедет.

— Хорошо.

— А ты приедешь?

— Может быть. Я еще позвоню.

План Антона, возникший в ресторане, был прост: забрать Алису к себе, если она не будет против. А она не будет против. Что дальше? Обдумаем по дороге.

По пути, стоя перед очередным светофором, Антон набрал в поисковике: «положение в шахматах, когда каждый х…» Он не успел написать дальше, выскочила подсказка: «положение в шахматах, когда каждый ход ухудшает позицию».

И тут же ответ: цугцванг.

19

Гардеробщик, вернувшись домой, достал деревянную шкатулку, что была подарена ему когда-то покойницей-женой, и уложил туда полученные чаевые, добавив их к высокой стопке уже имевшихся. Он не копил деньги на крупную покупку, ему доставляло удовольствие видеть, что купюр становится все больше, и скоро шкатулка наполнится до самого верха, в чем и была его цель.

20

Грузовик съехал на обочину возле невысокого