наверняка». И дальше: «Это моя соседка, девочка-подросток по имени Фрэнки Бадж».

Я читала это вместе с Мэззи, глядя, как она водит пальцем по строчкам письма. Увидев свое имя, я чуть не задохнулась. Он все-таки проболтался.

— Это вы, — констатировала Мэззи.

— Имя действительно мое, — признала я и продолжила читать, а Мэззи немного напряглась.

«Генри, это поразительно. Эта некрасивая маленькая деревенская девчонка, ужасно неуклюжая и унылая…»

— Вот, читайте отсюда, — сказала мне Мэззи.

«…Возможно, величайший из всех известных мне художников. Рядом с ее работой мои выглядят жалко. Прости, мой дорогой, но твои работы тоже».

Мэззи забрала письмо и отложила его в сторону.

— Эйвери пишет о вашем… вашем несчастном случае. Он называет его по-другому, но, как бы то ни было, в своем письме он упоминает постеры и пишет, что пристально их разглядывал и сравнивал с самыми первыми, и что он часто замечал, как вы гуляете в какое-то необычное время, и уверен, что это были вы. И что вы сами подтвердили это.

— И вы узнали это таким образом? — спросила я. — То есть специально вы это выяснить не пытались? Просто вам захотелось написать книгу о никому не известном художнике?

— Ну, в общем, да.

— И благодаря тому, что старушка отдала вам эти не предназначенные для чужих глаз письма, вам теперь известно, что это я сделала постер?

— Ну, я же говорила вам, что почти на сто процентов уверена, что это были вы. Я читала ваши книги, особенно ту, что вы, по вашим же словам, написали еще в средней школе, и главная героиня этой книги часто упоминает окраину, и там есть образы, очень близкие тем, что есть на постере. Я просто… Я искренне считаю, что это одно из самых замечательных произведений. И это… Это вы. Вы сказали мне, что это были вы. По телефону. Это ваше.

«Окраина, окраина, окраина, окраина… окраина — это лачуги, и в них живут золотоискатели. Мы — беглецы, и закон по нам изголодался». Я сказала это сама себе, своим голосом, потом взглянула на Мэззи.

— Это сделала я, — произнесла я наконец. — Да. Это написала я.

— И у вас есть доказательство?

Доказательство я принесла с собой. Мне было нужно, чтобы оно находилось как можно ближе ко мне, когда я встречусь с этой женщиной, пытавшейся выставить мою жизнь на всеобщее обозрение, лишить меня равновесия и, возможно, радикально изменить все, что я предприняла, чтобы сделать жизнь сносной. Я полезла в рюкзак и достала оттуда папку из полиэфирной пленки — высшего качества архивный футляр, какие используются в музеях. Показала ее Мэззи, и та издала такой тихий звук, словно ей наступили на грудную клетку.

— Это — оригинал, — пояснила я. — Исходник. Все копии сняты с него.

— Тот самый?!

— А вот моя кровь, — сообщила я, указывая пальцем на звезды.

— Ваша кровь?! — спросила Мэззи, сделав огромные глаза. Я кивнула.

Она разглядывала постер, став, не считая меня, первым за двадцать лет человеком, его увидевшим. Я боялась, что у других людей при взгляде на него начнут оплывать лица, словно воск у свечей, что он ослепит их, обратит в статуи. Еще я думала, что архивный полиэфир надежно оберегал человечество от погибели.

Мэззи откинулась на жесткую выгнутую спинку скамейки и поглядела в потолок. А потом улыбнулась. Улыбнулась, показав все свои прекрасные зубы, не то что у меня или у Зеки, и коснулась моей руки.

— Это изумительно, — произнесла она наконец.

— Мне страшно, — сказала я. — Это такая… такая сложная история.

— То же самое вы сказали мне по телефону. Что это сложная история. Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду? Я имею в виду, что она сложная. Что я не могу вам все рассказать и объяснить.

— Кроме вас, над ним работал еще кто-то? Вам кто-то помогал? Может, ваши братья?

— Мои братья? — я непроизвольно фыркнула. — Только не они.

Я подумала о своих братьях. Тройняшки вылетели из колледжа, годами трудились на кухнях разных заведений и теперь совместно владели рестораном в Чарлстоне, штат Южная Каролина, предлагавшим всякие современные вариации южных блюд и засветившимся в куче всяких журналов, а также на кабельном канале «Фуд Нетворк». Братья были так заняты, что я почти с ними не виделась. Ни один из них не женился и не обзавелся детьми; просто три диких парня, которые постоянно друг друга дубасят, встречаются с женщинами, у которых татуировки по всему телу и пышные бедра, напиваются в паузах между выступлениями на телешоу «Сегодня», где они готовят пирожные-тянучки на основе содового крекера и соусы для барбекю на основе вишневого сока. В последнее время они здорово увлеклись джиу-джитсу и деревообработкой и потихоньку готовятся к концу света. Казалось, они построили себе собственный мирок, и каждая встреча со мной вводила их в ступор, поскольку я одновременно и была, и не была его частью.

Нет, это точно не тройняшки.

— А кто тогда? — спросила Мэззи.

Я посмотрела вокруг. Обеденная лихорадка прошла: в зале «Кристалла» никого, кроме нас, не осталось. Я с подростковых лет не засиживалась так долго в ресторане быстрого питания.

— Не знаю.

— Фрэнки, я хочу об этом написать, и я об этом напишу. Статью для «Нью-Йоркера». Вы можете подумать, что в редакции ждут не дождутся этого материала, но на самом деле никто еще ничего не знает. Кроме меня. И вас. И… кого-то, кто тоже знает. Но мне нужно, чтобы вы согласились со мной об этом поговорить. Без вашей помощи мне не разобраться.

— Тут не в чем разбираться. Вы что, прикалываетесь надо мной? Думаете, у меня тогда было хоть малейшее представление о последствиях? Не в чем там разбираться.

— Думаю, есть. Если вы позволите вам помочь, — сказала Мэззи.

— Мне понадобится некоторое время, чтобы рассказать об этом близким. Мне нужно, блин, рассказать об этом своему мужу. Своей маме. Мне просто… мне нужно немного времени, чтобы все обдумать.

— И тогда вы со мной поговорите? Выйдете из тени?

— Ладно. — В конце концов я сдалась. — Ладно, это сделала я. Я скажу людям, что это сделала я.

Мэззи протянула мне визитку.

— Здесь мои электронная почта и телефон. Я знаю, они у вас уже есть, но все же, если у вас появятся какие-либо соображения, напишите мне или позвоните. Если вам будет нужно, чтобы я куда-либо сходила с вами, можете на меня рассчитывать.

Я представила себе, как эта женщина, с которой я едва знакома, приходит вместе со мной к моей маме и сидит рядом с ней на диване, пока я сообщаю: