я больше не ученый. В тот момент, когда я возжелал твоих губ, я предал дело всей своей жизни, — я пробираюсь к ней по воде. — Но теперь ты — всё. Результат, противоядие. Ты мое спасение, Блейкли. Это больше, чем одержимость.

— Ты одержим бредовой идеей обо мне, — парирует она в ответ.

— Мы — всего лишь идеи. Понятие. Это не значит, что моя потребность в тебе менее реальна. Ты делаешь меня слабым, я признаю это. Рядом с тобой я теряю всякую цель. Я просто мужчина с этой ненасытной потребностью внутри, которая никогда не будет удовлетворена. Все, чего я хочу — это ты.

Ее глаза встречаются с моими со стальной злобой.

— Ты псих. Ты хочешь меня сейчас — теперь, когда я, типа, могу испытывать к тебе настоящие чувства? Насколько это ненормально?

— О, ты даже не представляешь. Ты — моя болезнь, Блейкли, и от нее нет лекарства, — я неуверенно тянусь к ней, и она позволяет мне коснуться своей щеки. — Я хотел тебя до того, как ты стала способна ненавидеть меня.

Ее глаза на мгновение закрываются, она делает глубокий вдох, чтобы наполнить легкие. Когда она открывает свои зеленые мучительные глаза, то плюет мне в лицо.

— Хотела бы я возненавидеть тебя, — говорит она, — но это потребует такой эмоциональной глубины, на которую я не способна.

Я вытираю лицо, не сводя с нее взгляда. Ее слова взрывают воздух вокруг нас, как звуковой удар. Меня бесит то, как вода стекает по ее манящим губам, ее рот — вершина моего желания и боли.

— Ты сбита с толку, — говорю я. — Сенсорная перегрузка. Я проведу тесты. Я все исправлю…

— Боже, Алекс. Тут уже нечего исправлять. Я такая же бесчувственная психопатка, какой была всегда, и я думала, что смогу это сделать, но нет. Я лучше сдохну, чем буду притворяться, что ты мне нравишься. Это жалко. И унизительно, честно говоря. Так пристегни меня к своему пыточному устройству. Поверни ручку до упора. Сделай это сейчас, и давай покончим с этой запутанной шарадой.

— Ты лжешь, — она лжет.

— Я? — ее взгляд непоколебим. — Ты сказал, что готов рискнуть тем, что в конце концов я возненавижу тебя… Но как насчет безразличия?

Мои руки сжимаются в кулаки под водой. Я бросаю взгляд на водопад, на утес, где мы только что занимались любовью, где я почувствовал, как она сломалась подо мной.

Я закрываю глаза, когда ее признание рикошетом ударяется о мой череп. Правда — это содранный волдырь. Мне так хотелось поверить, будто я вылечил ее, что я достиг невозможного — поддался на ее манипуляцию.

И наслаждался каждым моментом снисхождения.

— Скажи мне, что ты ничего не почувствовала, — говорю я срывающимся голосом. — Скажи, то, что произошло там… между нами… что все это было просто обманом. Что ты не почувствовала ни капли…

— Я ничего не почувствовала, — говорит она. Ее глаза — бездонные, мертвые озера, от которых мне становится холодно. — Я абсолютно ничего к тебе не чувствую.

— Ты обманула меня.

— Ты сам себя обманул, — Блейкли оглядывает реку. Идти некуда. Нам обоим некуда идти.

Она права, конечно. Я знал, кто она такая, на что способна, и позволил ее предательству стать моей правдой. Я хотел этого так отчаянно, что был готов пожертвовать годами исследований и работы… всем… просто ради шанса заполучить ее.

Вожделение. Жадность. Похоть. Я совершил все смертные грехи в стремлении завладеть ею, и заслуживаю своего проклятия.

Блейкли отказалась от поисков одежды. Она выходит на мелководный берег реки в одной майке. Добравшись до скалистого пляжа, она бросает через плечо:

— Ты не любишь меня, Алекс.

— Ты не можешь этого знать.

— Могу, потому что я видела это в твоих глазах. Когда ты привязывал меня к каталке. Когда пытал меня. Ты мерзкая тварь, которая чувствует только тогда, когда причиняет боль, — она поворачивается ко мне. — Однажды ты сказал мне, что не находишь радости в страданиях других. Но ты не прав. Ты создан таким же, как я. И все это, — она машет рукой, — все, что ты сделал… Это не для того, чтобы избавить мир от психопатов. Это не для того, чтобы отомстить за испорченную репутацию сестры. Ты сделал это, чтобы убедить себя, будто ты не монстр.

Хаос усиливает неуверенность. Потеря контроля над системой усиливает страх. А страх вызывает гнев.

Я чувствую, как она, фигурально выражаясь, ускользает у меня из рук. Улетучивается надежда на излечение. Потребность в том, чтобы она принадлежала мне. Все разрушено.

Только не снова. Я не могу начать сначала. Только не с другим объектом. Я не могу потерпеть еще один провал.

Я направляюсь к ней, расплескивая воду, когда мои ноги находят твердую опору на речном дне.

— Единственный монстр здесь — это ты, — говорю я, беря ее за руки. — Ты — конструкция, неправильная с рождения. Ты портишь всё и вся вокруг себя. Есть только одно решение.

Я наклоняюсь и перекидываю ее через плечо.

Ногти Блейкли царапают мою спину, когда она борется за то, чтобы ее освободили. Я обхватываю ее бедра рукой, предотвращая удары. Она бьет меня кулаками, но я не чувствую физической боли. Как только мы оказываемся в подвале, я иду по лестнице и отпираю дверь, затем бросаю ее в угол темной комнаты с часами.

— Алекс… пожалуйста, — она умоляюще произносит мое имя, но боль, которую я улавливаю в ее тоне, фальшива. Теперь я могу отключить лишние эмоции. Могу делать то, что нужно. — Иди к черту…

— Вот настоящая Блейкли, — я мрачно усмехаюсь.

Она убирает влажные волосы с лица, глядя на меня снизу вверх с яростью.

— Ты будешь страдать. Если не от моих рук, то однажды тебя постигнет наказание, Алекс Чемберс.

— Ох, Блейкли. Уверяю, любить такое бесчувственное существо как ты — уже мое наказание.

Я закрываю дверь и запираю замок.

ГЛАВА 21

МЕТАМОРФОЗА

АЛЕКС

Как заметила Блейкли, водопад прекрасен. Хотя и не лишен недостатков, именно разломы, каменные выступы, которые не похожи ни на один другой водопад в мире, делают его таким захватывающим сооружением.

Памятник, созданный стихиями и временем.

И теперь это станет святилищем. Каким-нибудь священным местом поклонения, где память о ней будет преследовать меня. Каждый раз, возвращаясь сюда, я буду видеть ее лицо, ее измученные зеленые глаза. Я буду помнить ее нежную кожу и то, каково это — погрузиться глубоко в нее и потерять всякое представление о мире.

Блейкли говорит о пытках — но нет большей пытки,