нынче у меня гость, а тебе и есть надо, и лечиться. Так что… взял все же себя в руки. Протрезвел, сдал бутылок, вымылся.

Хозяин хлопотал у плиты. Закинул в кипящую воду сардельки, налил по чашкам воду и сунул кипятильник. При последних словах Найтвуд ощутил, как весь чешется, и подумал, а не завелись ли у него блохи.

— А здесь что, можно вымыться? — жадно спросил он.

— Конечно! — отозвался Четвертак. — Воду не во всем квартале отключили. Вот жители окраинных домов и подрабатывают — пускают помыться. Толстая Нона, например, или Рогри Синий Глаз.

«Тут у всех есть дурацкие прозвища?», — подумал Найтвуд, а вслух спросил:

— А можно и мне как-то вымыться?

— Чё ж, нельзя. Вот только заплатить чем-то надо. — Трэнт почесал в затылке. — А я уже потратил все, что было. У тебя что-нибудь есть?

Найтвуд оглядел себя. У него не осталось ничего, даже куртку забрали те подонки. А потом его осенило.

— Часы! — воскликнул он, закатывая рукав. — Часы на месте!

Видно, грабители не заметили их, пока Найтвуд брыкался. Трэнт подошел ближе, с видом знатока рассмотрел дорогие часы.

— Пойдут, — наконец заявил он. — Еще и на пару бутылок вина останется. — И хитро подмигнул.

Найтвуд возвращался в подвал на улицу Строителей. В руках была авоська, где звенели, стукаясь друг о друга, бутылки. Он рассматривал причудливые дома первой застройки.

Во многих по стенам пошли трещины. Половина окон отсутствовала, другие были затянуты тряпками. Под ногами хлюпала грязь, асфальт, если он когда-то здесь и был, давно провалился. Запах от свалки, которая находилась на другой стороне трущоб, доходил и сюда, превращая воздух в застоявшееся облако тошнотворного смрада.

Улицы были завалены мусором, хламом, картонными коробками. Как Найтвуд выяснил позже, большая часть этого хлама — была личными вещами обитателей «мусорного квартала». Несмотря на невообразимые, по меркам Найтвуда, условия жизни, трущобы кишели народом, как дешевый мотель — тараканами.

Из раскрытого окна второго этажа доносились крики, будто кого-то резали. За углом мужик в тельняшке таскал за волосы пьяную бабу. Тут же, не обращая на них никакого внимания, четверо мужиков распивали бутылку водки, расположившись на деревянных пивных ящиках.

Найтвуда мало что могло заинтересовать или удивить, но этому свойству землян он не переставал дивиться с тех пор, как открыл его: люди способны выживать в любых условиях.

После увиденного здесь за последние два дня, он не удивился бы, если бы «мусорный квартал» пережил «зачистку» Корпорации и продолжил жить, как ни в чем не бывало, даже не заметив, что на Земле произошла глобальная катастрофа.

Ко времени, когда он вернулся, Трэнт уже разложил по тарелкам сардельки и нарезал хлеб, аккуратно разместив на газете. Найтвуд накинулся на еду, словно оголодавший зверь, ведь он не ел несколько дней. Он хватал горячие сардельки руками и заталкивал в рот, запивая кислым вином, чего, конечно, не позволил бы себе в приличном обществе. Но Четвертак только довольно хмыкал, да подкладывал еще.

Когда Найтвуд утолил первый голод, ему неожиданно стало стыдно, чего с ним не случалось почти никогда. Он подумал о том, что Трэнт потратил на эту бедную еду все деньги. Неизвестно, будет ли ему что поесть завтра, но, тем не менее, этот удивительный человек радуется, наблюдая, как Найтвуд уничтожает его запасы. Он вытер рот тыльной стороной ладони и отставил тарелку.

— Спасибо, — сказал Найтвуд, помявшись. Он не привык благодарить, и это выходило у него довольно неуклюже. — Можно задать вопрос?

— Валяй, — разрешил Четвертак.

— Я вот смотрю на тебя и не могу взять в толк. Ты вроде приличный человек, Трэнт. Умные книжки читаешь. Как вышло, что ты оказался здесь?

— Здесь? То есть на дне? — Трэнт усмехнулся. Но за привычным выражением веселого дружелюбия Найтвуд впервые разглядел налет грусти. — Что ж, я расскажу тебе, как это вышло.

Четвертак подлил себе и Найтвуду вина и сразу осушил половину кружки.

— Когда-то я был хорошим человеком, Найтвуд, хоть сейчас по мне и не скажешь. Хорошим человеком, но плохим бизнесменом.

У меня было свое небольшое дело, строительный бизнес. Я неплохо зарабатывал, у меня была жена. У нас была прекрасная квартира, мы ни в чем себе не отказывали. В общем, мы были счастливы. Но когда мы думали, что наша жизнь и так идеальна, она забеременела.

Моему счастью не было предела. Я хотел дать своему ребенку все самое лучшее, поэтому стал искать пути для расширения бизнеса. Приятель познакомил меня с одним человеком, рекомендовав его как порядочного и надежного. — Трэнт горько улыбнулся, уставившись в стену.

— Только потом я понял, что они оба были повязаны в этом деле. Они зарабатывали тем, что предлагали кредит и сотрудничество. А когда ты полностью доверялся им и делал партнерами, выжимали тебя из бизнеса.

Я обанкротился. А когда потерял все деньги, от меня ушла жена, забрав новорожденную дочку. Я продал квартиру и отдал все сбережения, ведя с ней судебные тяжбы за свою дочь. Но как это обычно и бывает, суд встал на сторону моей жены.

Четвертак залпом осушил вторую половину кружки. Найтвуд снова наполнил ее.

— Мне очень жаль, приятель. Это паршиво.

Трэнт махнул рукой, словно пытаясь смахнуть неприятные воспоминания.

— Я давно перестал винить ее. Может, это и правда было к лучшему. Отчасти я и сам виноват, что решение было принято в ее пользу. К тому времени, как я потерял все, я запил. А напиваясь, частенько буянил, сетуя на судьбу. Тому было много свидетелей, так что в конечном итоге я сам вынес себе приговор.

Трэнт помолчал, вертя кружку в узловатых пальцах.

— Этот город не терпит слабостей. Если ты недостаточно умен и проворен, он сожрет тебя, переварит и извергнет вместе с нечистотами перерабатывающих заводов. И тогда ты окажешься в таком месте, как это. Город нечист. Он пожирает собственных детей для того, чтобы жить и процветать, расти и богатеть на свалках человеческих отходов.

— Хм, я никогда не думал об этом, — протянул Найтвуд, делая очередной глоток крепкого пойла.

Оно притупляло воспоминания, притупляло боль, заволакивая все густым туманом винных паров. Оно даже притупляло чувство вины, не сильно, но достаточно, чтобы получить хоть небольшую передышку.

— Черт, я и сам был из тех парней, кто неплохо устроился в этом городе. Я жил в «Золотой Долине» — это один из самых престижных кварталов с выходом прямо на деловой район. А какая у меня была квартира, приятель! Тебе бы понравилась, — заговорил Найтвуд, и ему вдруг захотелось рассказать Трэнту всю правду о себе. Пусть в