Оставив наших спутников сторожить «языка», мы с Люком отошли в сторонку и, выйдя в эфир, доложили командиру о результатах экспедиции.

— У нас все более-менее тихо, — ответил Фермер. — Но реку форсировать раньше одиннадцати я вам запрещаю! Ждите сигнала от группы прикрытия. Как поняли?

Спорить с командиром в данной ситуации мы не собирались.

…Всю дорогу мы с окруженцами вели осторожные беседы, прощупывая друг друга. Нечаев оказался из Августовского погранотряда, а комиссар Белобородько был призван в тридцать девятом «на усиление» с должности второго секретаря одного из райкомов Московской области. Войну он встретил на границе в составе десятой армии, а последнюю неделю командовал сводным отрядом окруженцев, после того как предыдущий командир — подполковник-танкист, погиб, попав в засаду, устроенную немцами в одной из деревень.

Трое бойцов были из разных частей все той же десятой армии.

Из рассказов окруженцев мы с Сашей выяснили, что примерно с неделю назад немцы начали активно зачищать окраины пущи, причем, судя по описаниям, применяя тактику «выжженной земли». Как сказал мне Нечаев:

— Мы уже дней пять как к пустым деревням не подходим. Там или засада, или такое увидишь, что спать потом не получается! — при этом лицо этого веселого и общительного уроженца Забайкалья перекосила гримаса боли и ненависти.

Картина вырисовывалась, прямо скажу, не радостная.

— Ничего, недолго им резвиться осталось, — постарался я приободрить собеседника. — Мы как раз за тем на разведку и пошли, чтобы дислокацию противника выяснить.

— Я, конечно, извиняюсь, а вы по званию кто? А то, почитай, полдня уже вместе, а как обращаться я и не знаю.

— Старший лейтенант госбезопасности я, — будь вопрос сформулирован по-другому, я, может, и придумал какую-нибудь легенду. К тому же Нечаев был мне симпатичен, может быть, потому, что много лет назад я и сам был старшим сержантом пограничных войск.

Нечаев попытался вскочить.

— Да сиди ты, чего заметался? — успокоил я его.

— А вы правду сказали, ну, про партизан?

— Да, чего мне врать-то?

— А у нас на заставе старшина один был, так он рассказывал, что базы партизанские еще с Гражданской по всей Белоруссии были.

— Были, да сплыли. Вот, сам видишь, заново все начинать приходится. Кстати, вопросец у меня к тебе есть.

— Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!

— Ну, не кричи так. Ты сам-то как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.

— Слово вы интересное сказали: «погранцы» — я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчет выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только вот штаб мы быстро потеряли. Или он нас — это как посмотреть…

— В смысле?

— Ну, нас то туда, то сюда кидали. Все диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…

— Н-да, невесело вам пришлось. Про нынешний отряд ваш расскажи, — попросил я его.

— Всего нас сорок семь человек. Двенадцать раненых, из них, боюсь, трое скоро… того… — сержант понизил голос: — Товарищ батальонный комиссар, командир неплохой, заботливый, но вот плана у него никакого нет, что обидно. С едой — полный швах! Уже дня три, как на подножном корму. Патронов мало, вот многие оружие и побросали. Но все равно, не то что пару недель назад было…

— А что тогда?

— Многие хитрожопые прям так, с боекомплектом, и выбрасывали. Когда по деревням расходились. Все говорили: «Вот наши наступать начнут, а мы тут как тут», — и он презрительно сплюнул. — Я даже парочку таких — к ногтю!

— И правильно сделал. Но ты не беспокойся, большинство сейчас по лагерям военнопленных сидят, а кто и в полицаи подался…

— А это что за птицы такие?

— Немецкая вспомогательная полиция из местных жителей.

— Вот суки! И что, их против нас бросят?

— Нет, они больше с «мирняком» воюют. И иногда одиночек отлавливают, мы несколько таких невезучих освободили. Ладно, ты посиди пока, отдохни. — И с этими словами я поднялся. Устраивать радиосеанс на глазах малознакомого человека, будь он хоть трижды пограничник, мне не хотелось, а идея, пришедшая мне в голову, стоила того, чтобы поделиться ею с командованием.

* * *

Через реку мы перебрались вскоре после полуночи и, наскоро поприветствовав встречавший нас дозор, споро поскакали к лагерю. За то время, что мы дожидались команды, все члены нашей небольшой группы ухитрились даже поспать по часу-полтора, а желудки своим голодным урчанием только предавали нам прыти.

Когда мы оказались в расположении, встречать нас вышел сам командир.

Я вышел вперед и отрапортовал:

— Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Потерь не имеем. В ходе выполнения задания уничтожено пять военнослужащих противника — точно, еще пять — вероятно. Захвачен и доставлен один пленный! Встретили группу окруженцев! — И я показал рукой на «гостей».

Я с удовольствием смотрел на вытянувшуюся физиономию Белобородько. Ну, еще бы! Лагерь наш никак не походил на базу партизан-ополченцев. Аккуратно натянутые низкие тенты, много машин, секреты. Все в форме, пусть и несколько необычной. А командует всем этим полковник. Судя по выправке — кадровый.

Фермер же одобрительно похлопал меня по плечу и повернулся к нашим гостям:

— Майор госбезопасности Куропаткин Александр Викторович.

Белобородько вытянулся по стойке «смирно» и, козырнув, представился в ответ:

— Батальонный комиссар Белобородько! Командир сводного отряда.

— Вольно, товарищ батальонный комиссар, — привычно ответил наш командир. — Вы с вашими бойцами пока подкрепитесь, а через полчаса мы с вами пообщаемся, хорошо? — и совершенно неожиданно для меня скомандовал: — Вячеслав Сергеевич! Товарищ майор! Пообщайтесь с товарищами.

Когда мы с Александром отошли, он приобнял меня за плечи:

— А ты, гадский папа, везунчик! Ну, давай, подзаправься, пока мы пленного разговорим. Но потом жду тебя на совещании. А Слава пока «союзников» в оборот возьмет. Ты с ними питаться будешь, вот и поможешь ему.

У тента, временно являвшегося столовой, меня радостно встретил наш зампотылу:

— С возвращением, товарищ старший лейтенант! Вот, горяченького поешьте!

— Спасибо, Емельян!

В этот момент один из новеньких, тот самый седой, которого мы освободили, когда зерно воровали, принес котелки, от которых исходили одуряюще вкусные ароматы. Он поставил их на расстеленный брезент: