После расстрела Лаврентия Берии нужда в показаниях Серго, видимо, отпала, поэтому его перевели в Бутырскую тюрьму. Там и произошел тот случай, о котором я уже писала в главе про Нино, – когда его вывели во двор и имитировали расстрел, чтобы получить у его матери необходимые показания. Видимо после этого стало ясно, что они оба действительно ничего не знают об архивах Сталина и Берии, поэтому Серго оставили в покое и вскоре сильно смягчили условия – разрешили пользоваться библиотекой, «принесли массу технической литературы и даже логарифмическую линейку, необходимые для работы справочники».

«Последние месяцы в Бутырке я продолжал работать над своим проектом, – вспоминал Серго, – и неожиданно для меня его проверила специальная комиссия, которая и вынесла решение: вещь интересная, надо реализовывать. Позднее системой, созданной мною в московской тюрьме, будут оснащены все отечественные ракетно-ядерные подводные лодки».

Сергей Алексеевич Гегечкори

Эти тюремные разработки, возможно, сыграли решающую роль в его дальнейшей судьбе – через некоторое время Серго объявили, что советская власть его помиловала, его допускают к секретной работе и даже дают возможность выбрать город, где он будет жить (из предлагаемого списка, разумеется). Он выбрал Свердловск, который неплохо знал.

«В Свердловск мы ехали под охраной. Мне выписали паспорт на имя Сергея Алексеевича Гегечкори, а на все мои недоуменные вопросы я получил единственный ответ: «Другого у вас не будет…» Я был лишен звания инженер-полковника, доктора технических наук, лауреата Государственной премии СССР. Не вернули орден Ленина – как и Государственную премию, я получил его в свое время за создание нового оружия. В войну был награжден орденом Красной Звезды, медалью «За оборону Кавказа», другими медалями. Не возвратили и их. В моем военном билете написано: звание – рядовой, военно-учетная специальность – стрелок. Образование – Военная академия. Но награды вписали… Когда меня арестовали, мне было 28 лет. Теперь предстояло начинать все сначала. В Свердловске меня ждала должность рядового инженера, правда, с приставкой «старший».

Начальник Ленинградской Военной академии связи им. С. М. Буденного Муравьев Константин Хрисанфович говорил о Серго уже спустя много лет после падения Берии: «…Я тогда не из подхалимажа расхваливал Серго… Серго никогда не чванился, не бравировал и не пользовался своим фантастически исключительным положением. Он был интеллигентно воспитанным и тактичным. И голова у него варила неплохо».

Один из создателей советской системы противоракетной обороны Г. В. Кисунько, который присутствовал на защите Серго, писал в своей книге «Секретная зона: Исповедь генерального конструктора»: «Доклад Серго мне понравился. Речь шла о принципиально новой системе оружия, состоявшей из самолета-носителя и запускаемых с него самолетов-снарядов, наводимых по радио на морские корабли…» Да и в целом он давал ему хорошую характеристику: «Серго явно выделялся среди других известных мне отпрысков современных сиятельств».

Не только сын Берии

Жизнь Серго вообще сложилась не так плохо, как можно было ожидать в 1953 году, – он получил возможность заниматься любимым делом, да и не все прежние друзья его оставили. «Артем Иванович Микоян сам со мной встречаться не мог из-за брата – Анастаса Микояна, – вспоминал он, – но через других людей тоже стремился помочь.

Академик Александр Львович Минц, узнав, что я вынужден защищать кандидатскую диссертацию, не говоря мне ни слова, добился разрешения быть моим оппонентом. Потом настойчиво требовал, чтобы мне вновь присвоили ученую степень доктора наук. С удивлением узнал я и о том, что ряд видных ученых, включая Минца, Расплетина, Берга, обратились в Высшую аттестационную комиссию с просьбой вернуть мне ученую степень, так как лишен я ее был незаконно. Сами мне об этом ничего не сказали. Но, как и следовало ожидать, обращение осталось без ответа.