в пылающих песках. А в похожем окопе, среди таких же людей, глубоко увлечённых — и обречённых.

Макс коснулся холодной влажной земли, окружившей его, и вздохнул. Он ездил к матери Колина, чтобы привезти её на похороны сына. Он же увозил её, растерянную и безучастную ко всему, назад. Она поблагодарила его пустым голосом, и больше они никогда не виделись, никогда не переписывались. Но в тот день Макс решил со службы уйти.

Теперь он шёл по этому окопу, вспоминал и думал: зачем он здесь? Как здесь оказался? Как отсюда вернуться? Может, это лишь фантазия. Может, они захлебнулись, потому что он не смог выплыть из того ледяного бассейна, и это — его лимб? В конце концов, он должен был куда-то прийти…

Впереди что-то мелькнуло. Будто кто-то бесшумно проскочил. А затем вдруг свист. Грохот. И Макс едва не упал — так тряхнуло землю.

Он оттолкнулся от грязной скользкой земли и побежал вперёд. Он близко. Что бы ни было там впереди — он близко.

Люди вырастали ниоткуда. Давящая тишина сменилась нервной суетой. Военные что-то кричали, но слов было не разобрать. Женщины и дети, кутаясь в грязное тряпьё, жались по стенам окопов. Все бегали, толкались, и Макс отталкивался от них, как игровой мячик. Людской поток нёс его куда-то. Он это просто знал и поддавался.

Снова свист. Грохот. Макс пригнулся, глянул вверх — и увидел, что навес немного приподнимается, образовывая козырёк. А в этот козырёк, забравшись на лестницу, выглянул молодой мужчина. Он припал к пулемёту и стреляет, будто в этом есть смысл против пушечных залпов.

— Эй! — позвал Макс. — Слезай оттуда. Давай помогу.

Молодой человек высунулся из-под козырька, глянул на Макса, моргнул и вдруг расплылся в улыбке.

— Макс, дружище! Как ты здесь?

Он протянул ему руку для пожатия, как старому другу, но Макс был уверен: с этим человеком он не знаком.

Незнакомец тряхнул его ладонь и сказал фразу ещё более странную и пугающую:

— Не помнишь? Да ла-адно. Когда-то служили ведь с тобой. Не помнишь? Ну ладно, ладно. Колин будет рад тебя видеть. Он там, впереди.

Он махнул рукой и снова залез под свой козырёк. Послышались выстрелы. Макс, то и дело оборачиваясь на стрелка через плечо, пошёл туда, куда ему сказали. Сквозь безучастных к нему людей, от которых он снова будто отталкивался.

А затем уже привычные свист и грохот. Макс даже не дёрнулся. Он услышал треск, крики и, даже не оборачиваясь, понял, что произошло.

Он глубоко вдохнул и, сжав кулаки, зашагал дальше. Видимо, он прав. Это какое-то место, куда попадают после смерти. Не свет в конце тоннеля, а бесконечный серый тоннель из тех, кому уже суждено умереть. Макс с этой мыслью будто смирился. Даже подумал, что хорошо, наверно, что Лиз с ним не было, когда он очнулся. Это давало надежду, что с ней всё хорошо.

Бесконечный окоп под серым задымлённым небом будто озарило огнём. Колина спутать было нельзя ни с кем. Даже здесь он горел жизнью. И выглядел он ровно так, как Макс его помнил: такой же рыжий, такой же веснушчатый, но с уже более серьёзным лицом и взглядом. Он научился командовать, и в движениях его появилась невообразимая выправка, какая бывает у лучших генералов. Колин бы дослужился до этого звания, если бы у него был шанс.

Сейчас на погонах его формы сверкали значки старшего лейтенанта. Те же, что забрала его мать с похорон. Но тут Колин был жив. Или он не знал, что мёртв. Может, это его форма вечности: навсегда остаться на поле боя, там, где он расцветал.

Колин заметил Макса буквально краем глаза.

— Макс! — Он сбежал с поста, с которого, прикрывшись всё тем же маскировочным брезентом, наблюдал за происходящим на линии огня. — Вот это новость! Что ты тут делаешь?

— Я не знаю, — признался Макс. — А ты?

— А я? — Он рассмеялся. — Ты серьёзно? Мы помогаем здесь выиграть войну!

— Получается?

Колин склонил голову на бок и посмотрел на Макса с недоумением.

— О чём ты?

И Макс понял: Колин не знает. Не знает, что ему суждено погибнуть здесь. А может… Может, даже не суждено. Может, это не лимб, а другая реальность. Учёные то и дело говорят о такой возможности…

Макс вскинул голову, пытаясь рассмотреть что-то через дозорные прорехи в брезенте, и спросил:

— Они всегда стреляют из пушек?

Колин снова поднялся на свою обзорную точку и, подняв бинокль, ответил:

— Иногда кто-то из них решается вылезти и начать наступление. Но это редко работает. Мы стараемся не вылезать, а сразу отстреливать. Жаль только, что потеряли стрелка. Он, как ты, одарённый. Был одарённый.

Макс нахмурился. Может, это он виноват. Отвлёк стрелка — и тот не успел укрыться. Хотя можно ли сбежать от пушечного заряда?..

— Колин? Дай мне пострелять.

Тот удивлённо поднял тонкие рыжие брови.

— А ты справишься?

— Не глупи, Колин. Я стреляю из всего, что может стрелять. Даже из трубки из-под ручки.

Колин рассудительно покачал головой и кивнул. Пулемёт вырос как из-под земли. Несколько таких же призрачных военных установили его, сделали козырёк, и Макс пристроился сзади. Он оглядывал выжженую изрытую землю, с каждой секундой испытывая всё больше ненависти и отвращения к том, что видит. Ко всему этому грязному брезенту, к навесам, к той стороне, которая выглядела точно так же — тёмная, безликая, иногда разражающаяся пулемётной очередью в пустоту и вспыхивающая от грома пушек.

Макс не стрелял. Смотрел и прицеливался. Тишина вокруг становилась зловещей, будто весь мир замер в преддверии страшной бури. И земля под грудью начинала леденеть.

— Колин? — позвал Макс. — Слушай… Когда ты уехал последний раз… Больше трёх лет прошло, а как будто вчера.

— Трёх лет? — удивился Колин. — Ты ничего не путаешь?

— Я бы хотел путать, — невесело усмехнулся Макс. — Но в общем… Когда мы в последний раз виделись… Мы расстались не очень красиво, знаешь.

— Не важно, Макс. Не вспоминай. Глупости все говорят. Я понимаю.

Макс повернулся к Колину. Тот всё так же стоял на своей вышке, смотрел в бинокль. Макс был рад успехам друга, но не был рад его выбору. Он будто всегда подозревал, что Колин, такой простой и яркий, непременно станет мишенью. Он не умел прятаться, не умел скрываться. Он был слишком заметным для этого и слишком свою заметность любил.

— Я переживал тогда, — сказал Макс. — Потому что ты мой лучший друг. И я не хотел, чтобы что-то случилось. Я не лучшим образом это выразил, кажется.

Они оба засмеялись.

— Да, орать матом — не