При одной этой мысли капитан похолодел от ужаса.

— Нет, решительно этот человек — злой дух нашего семейства, — сказал он. — Я должен его наказать за все… Впрочем, что я говорю! Он, вероятно, убежал вместе с моими матросами.

— Нет, — возразил старик, — он еще вчера вечером скрылся вместе с другим человеком с вашего корабля, только я забыл, как этого второго зовут. Это говорили англичане, я слышал. Отсюда слышно решительно все, что говорится во внутреннем дворе… Много лет уже у меня не было другого развлечения, так как я не имею права выходить из этих комнат. Видишь эти решетки в окнах? Из-за них я не могу показаться наружу. Я не имею сношений ни с кем, кроме Грундвига, который носит мне пищу и каждый день заходит ко мне побеседовать о старине… Кроме него и твоего отца, никто в замке не знает, что я живу в этой башне, которая считается необитаемой. Все здешние даже убеждены, что тут ходит привидение… Это привидение — я, — пояснил старик с бледной улыбкой. — Так пожелал Харальд. Он, видишь ли, боится за Олафа и Эдмунда… За себя я ему охотно прощаю, но тот… как тот должен был его проклинать, умирая среди полярных льдов, всеми покинутый!.. Если только он действительно умер…

Капитан слушал старика, не перебивая. Он был изумлен до крайности. Все, что тот говорил, казалось молодому человеку неправдоподобным, фантастическим, так что он снова начал сомневаться в умственных способностях своего собеседника.

— Что же тут такое делается? — пролепетал он. — Расскажите мне, и если вам нужен защитник, заступник.

— Это очень печальная история, — не без колебаний начал говорить Розевель, — но тебе все-таки следует ее знать, потому что я еще не потерял надежды найти его…

— Как? У вас тут еще кто-то пропал?

— Твой дядя Магнус… Слушай же. Время еще есть, так как отсюда ты можешь выйти лишь в сопровождении Грундвига, когда тот приготовит твоего отца и братьев к этой удивительной новости.

— Но ведь меня станут искать по всему замку и, вероятно, придут сюда…

— Не бойся ничего. Кроме меня и Грундвига, никто не знает о существовании этой потайной лестницы, которую Магнус велел проделать в стене. Даже если бы Харальд и догадался, что ты спрятался здесь, ни за что в мире не позволит он, чтобы кто-нибудь сюда входил. Впрочем, при малейшем подозрительном шуме я спрячу тебя так, что никто не найдет. Поэтому ты можешь слушать меня со всем вниманием: нам никто не помешает.

— Хорошо, Розевель. Я слушаю.

— Узнай, во-первых, что я на самом деле гораздо моложе, чем кажусь. Я на два года моложе твоего отца, герцога Харальда.

Капитан невольно сделал жест изумления.

— Вижу, что это тебя удивляет, но это правда. Источник жизни во мне иссяк. Я столько перенес страданий, что нет ничего мудреного, если тело мое надломилось… Масло в лампе выгорело почти до последней капли, и в один прекрасный день я погасну незаметно для самого себя. Но довольно обо мне. Буду говорить о деле. Тебе известно, что Бьёрны владели огромным рыболовным флотом и занимались рыбной и китовой ловлей более семи веков. Корабли их заходили далеко на Север, а потом менялись своими продуктами с венецианскими патрициями, получая от них золото, шелк, зеркала, бархат, парчу, пряности и всевозможные товары Востока и распространяя все это на Севере. Между городом дожей и князьями-купцами Норландскими, как их официально называла Венецианская республика, ежегодно подводился выгодный для обеих сторон торговый баланс, колебавшийся от полутораста до двухсот миллионов, и старший сын герцога Норландского всегда записывался в Золотую книгу венецианского патрициата, вследствие чего он становился гражданином этой великой республики, адриатической царицы… Видишь ты эти книги в шкафах? Это все корабельные журналы капитанов, служивших Бьёрнам от 1130 до 1776 года… Впрочем, довольно пока об этом; впоследствии ты и сам познакомишься короче с историей своего рода. Твоему отцу было уже двадцать лет, когда родился его младший брат Магнус Бьёрн. Мне было тогда восемнадцать, и, по старинному обычаю рода Бьёрнов, меня приставили к мальчику для услуг с тем, чтобы впоследствии я сделался его доверенным человеком, его управляющим. Юный Магнус с ранних лет стал проявлять любовь к путешествиям и приключениям; ему было всего четырнадцать лет, когда мы с ним совершили первое кругосветное путешествие на превосходном трехмачтовом бриге с отборным экипажем. Но в его голове засела идея, которую, к сожалению, впоследствии ничто не помешало ему осуществить. Он перечитал все корабельные журналы наших капитанов, собранные здесь, и заметил в них во всех одну любопытную особенность. При наступлении холодов, когда все корабли по необходимости возвращались в Розольфсе, чтобы их не затерло льдом, со всех концов Европы тянулись морские птицы, направляясь прямо к Северному полюсу. Пролетали они в таком количестве, что застилали небо. Все капитаны делали такое заключение: очевидно, птицы летели на север вовсе не за льдом, потому что они не могут жить без травы и болот, где отыскивают насекомых. И почему они возвращаются назад, в наши умеренные страны, как только там снова появится вешнее солнце? Если они убегают от сравнительно легкой европейской зимы, то, следовательно, на севере, около полюса, есть какая-нибудь страна, изобилующая болотами и реками, и даже, может быть, свободное ото льда море, омывающее берега, покрытые густой растительностью, среди которой эти миллиарды птиц находят себе пропитание. Об обширности этой земли можно было составить себе представление уже по одному количеству улетающих туда птиц и притом, например, таких, как дикие гуси, утки и лебеди, которые не могут акклиматизироваться даже на Шпицбергене. Предположить, что эти птицы летят туда, где вечный лед, было бы совершенной нелепостью. Из этого само собой напрашивалось заключение, что там лежит земля, которая еще ждет своего Христофора Колумба. Вот это-то и было причиной гибели моего бедного господина. С двенадцати лет он мне твердил: «Розевель, мы с тобой прославимся открытием новой, шестой части света». Но, прежде чем пуститься в это путешествие, он хотел сделать все для того, чтобы оно удалось. В течение пяти лет мы плавали с ним по Северному морю, зимовали на Шпицбергене, на Новой Земле, побывали на берегах Лены, проехали в санях до 84-й параллели. Все эти приготовления к будущей экспедиции делались тайно, так как Магнус не желал заранее огорчать своего брата Харальда, хотя в то же время ему хотелось преподнести всему миру сюрприз, сразу поразить его открытием нового материка…

Семь лет прошло с того дня, как мы отправились из Сибири в экспедицию, взяв с собой небольшую группу людей и наняв эскимосов с собаками и санями. Впереди мы гнали стадо оленей, которые должны были служить пищей для нас и для собак. Подробностей нашего путешествия я передавать не буду, только, что оно было невыносимо трудно и что я тут потерял все свое здоровье. Мы дошли до восемьдесят седьмой параллели, где нас застигла третья зима. Однажды вечером мы взошли на ледяную гору высотой около трех тысяч футов. До сих пор было ужасно холодно, но тут нам показалось, что мороз как будто стал легче. Вдруг Магнус испустил крик торжества: в самый момент солнечного заката он увидел на горизонте длинную голубую полосу, в которой, как в зеркале, отражались последние лучи дневного светила.