ТЩАТЕЛЬНО ОСМОТРЕВ ВСЕ ПЯТЬ ЭТАЖЕЙ башни и ее подземелья, Гуттор и Грундвиг возвратились в столовую, где лежал труп несчастного Гленноора. Никаких следов они не нашли. Когда же успел убежать убийца? Это было подозрительно. Но поиски оказались совершенно безуспешными, и потому Гуттор и Грундвиг до некоторой степени успокоились.

— Гуттор, — произнес старый управляющий Бьёрнов, — это, оказывается, гораздо серьезнее, чем я думал. Очевидно, Розольфский замок окружен со всех сторон — и с суши, и с моря. Наши господа подвергаются огромной опасности.

— Пожалуй, что нам не следовало бы приходить сюда.

— В замке пленник не был бы полностью в нашей власти. Герцог постарел, сыновья его — само великодушие, и в случае, если бы негодяй отказался говорить, у нас не было бы средств заставить его. Наконец, если бы мы сюда не пришли, мы не узнали бы, насколько сильны бандиты, собравшиеся для разрушения замка. Я узнаю во всем этом руку «Грабителей морей», которые в несколько лет разрушили и разграбили множество замков по берегам Швеции, Норвегии, Англии и Шотландии, и уверен, что они действуют здесь по плану, выработанному Надодом, который, к счастью, теперь в наших руках. Это даст нам время опомниться, «Грабители» не решатся приступить к делу, прежде чем не вернется Красноглазый.

— Стало быть, капитан Ингольф заодно с ним?

— Боюсь я этого… Дай Бог, чтобы я ошибался, но подобная месть вполне подходит к характеру Надода. Ведь он мог двадцать лет воспитывать мальчика в ненависти к Бьёрнам и теперь привести его сюда для того, чтобы несчастный молодой человек истребил собственное семейство, убил своего отца, своих братьев… Быть может, Надод собирается сказать умирающему Харальду: «Знаешь ли ты, кто разорил твой дом, убил твоих детей, убил тебя самого? Фредерик Бьёрн, твой старший сын, похищенный мной и воспитанный в ненависти к тебе… Капитан Ингольф и Фредерик Бьёрн — одно и то же лицо».

— Ах, замолчи, пожалуйста, Грундвиг! Твои слова меня бросают в дрожь… Это ужасно! Это адски ужасно!

— Подожди, еще не все. Я всегда заранее предчувствовал все беды, какие только случались с нашими господами. Я знал, что Магнус Бьёрн не вернется; знал, что леди Эксмут, наша юная и прелестная Леонора, погибнет во цвете лет; предвижу, что Сусанна, графиня Горн, кончит тем же… Сказать тебе, кто убил Магнуса Бьёрна? Кто погубил герцогиню Эксмут с детьми? Кто собирается извести Черного герцога, Олафа, Эдмунда, Эрика и Сусанну Бьёрн?.. Все он, все бессовестный Надод… И это он сделает, если мы его выпустим из рук.

— Но если он будет говорить, если он сознается во всем?.. Ведь мы ему дали честное слово, Грундвиг.

Старик рассмеялся горьким смехом.

— «Честное слово»!.. Может ли идти речь о чести, Гуттор, о нашей личной чести, когда дело идет о спасении Бьёрнов и о наказании их врагов?

Понизив голос, он прибавил несколько спокойнее:

— Видишь ли, Гуттор, я при самом рождении получил один ужасный дар, переходящий у нас в роду от отца к сыну. Когда в воздухе носится беда, то мы ее предчувствуем и предвидим. Я чувствую, что на роде Бьёрнов лежит роковая печать, что он прекратится вместе с нынешним веком… Но, разумеется, мы будем защищать остающихся до последней капли крови — не так ли, Гуттор?

— Ты ведь знаешь, я думаю, что моя жизнь вся принадлежит им, — сказал Гуттор трогательно просто.

— Ну, пойдем же допрашивать негодяя.

— Если твои предположения верны, то он говорить не станет.

— Не станет?.. Ну, брат, вот ты увидишь, что Грундвиг и немого сумеет заставить говорить.

Сказав это, старик улыбнулся с такой холодной жестокостью, что Гуттору даже страшно сделалось, — не потому, что он жалел бандита, но по врожденному его добродушию.

Грундвиг спустился в подземелье и принес оттуда нечто вроде жаровни, которую и поставил в угол, сделав знак Гуттору, чтобы тот привел пленника.

Гуттор немедленно исполнил приказание друга.

— Ну, — обратился к Надоду Грундвиг, прямо приступая к делу, — у тебя было довольно времени обдумать мои слова. Что же, решился ли ты отвечать мне и Гуттору на те вопросы, которые мы тебе зададим?

Надод все это время внимательно прислушивался, словно ожидая какого-нибудь сигнала или хотя бы шума. При виде убитого Гленноора он догадался, что бандиты не замедлят прийти к нему на помощь. В переводе на обычный язык убийство старика означало: «Господин! Мы еще недостаточно сильны, чтобы напасть на твоих стражей и освободить тебя, но держись крепче, — мы скоро вернемся в достаточном числе и поможем тебе». Поэтому Надод, уже решившийся было признаться во всем, лишь бы спасти свою жизнь, теперь раздумал и заупрямился. Кинув на своих врагов взгляд, исполненный ненависти, он отвечал медленно и обстоятельно:

— Вот уже двадцать лет, как мы не виделись с вами, Гуттор и Грундвиг, но вы должны хорошо меня знать и потому не удивляйтесь, если я откажусь отвечать вам, запугать меня нельзя ничем. Зрело обдумав все, я решил молчать. Мы играем втемную. Теперь я в ваших руках, но мы еще увидим, чья возьмет… Делайте со мной, что хотите.

— Это твое последнее слово? — с рассчитанной холодностью спросил Грундвиг.

— Первое и последнее. Вы больше от меня не услышите ничего.

— Увидим, — произнес старик со зловещим спокойствием, от которого Надода невольно бросило в дрожь.

Негодяй знал, насколько важно было для его противников, чтобы он говорил, и потому он был убежден, что жизнь его, во всяком случае, пощадят и лишь запрут его в какое-либо подземелье. Поэтому холодный ответ Грундвига смутил его и даже несколько испугал.

«Неужели они осмелятся подвергнуть меня пытке?» — подумал он.

Не говоря больше ни слова, Грундвиг стал нагревать жаровню, и это занятие, по-видимому, доставляло ему большое удовольствие, потому что он насвистывал старинную норвежскую балладу, переставая это делать лишь тогда, когда нужно было раздувать огонь в углях.

Надод с ужасом следил за этой операцией.

Вдруг он увидал, что Грундвиг сунул в жаровню нож, который в несколько минут накалился добела.

— Свяжи этому негодяю ноги, — приказал Гуттору старик.

Гуттор поспешил исполнить приказание.

— Что значит эта шутка? — еле выговорил Надод, щелкая от страха зубами.

Никто ему не ответил.

Накалив нож, Грундвиг вынул его из жаровни и, зажав в руке, подошел к Надоду, который обезумел от ужаса и вскочил на ноги, чтобы убежать, но железная рука Гуттора удержала его, и несчастный бандит увидал раскаленную сталь близко-близко от своего лица.

— Сжальтесь, — пробормотал он. — Я буду говорить.

— Что, брат? Поумнел? — сказал Грундвиг, саркастически смеясь. — Выслушай же меня еще раз. Тебя зовут Красноглазым. Даю тебе честное слово, что тебя станут называть Безглазым, потому что я выколю тебе последний глаз, так как убивать тебя не стоит — это было бы слишком жалкой местью… Итак, ты предупрежден. Многого от тебя я не потребую — отвечай мне только: да или нет, и помни, что я все знаю, и потому лгать будет бесполезно: правда ли, что Фредерик Бьёрн не утонул, как ты утверждал это?