Сашко возвращался домой, оглядываясь по сторонам и обходя группки фашистов, толпившихся у кабаков. В его планы не входило быть сегодня избитым на улице. Фашиссты уже пронюхали, где находится его студия, и могли подстерегать его у двери. Теперь было бы очень кстати влететь в студию через окно. А если оно закрыто, можно было бы сделать в воздухе петлю и влететь ногами вперед сквозь оконное стекло. Хрен с ним, с оконным стеклом! Свое здоровье дороже!

Глава 10

ЛЕЙН-МЛАДШИЙ И ЛЕЙН-СТАРШИЙ

Откуда Гарри знал ирландский? Лейн-младший и Лейн-старший. Судья с пасхальными яйцами. Старомодный автомобиль. Сашко и трое пьяных. Слон с говяжьими языками. Лейн-млад-ший продает дом Лейну-старшему. Два идиота в Гамбурге. Велосипеды Enfield в 1900 году. Сашко в Харькове. Встреча с Дювалем на улице Либкнехта. Ветерок с кипятком. Конец.

Как может припомнить читатель, Гарри Руперт, рабочий-американец, обратился к жандарму на ирландском языке, и тот сразу отнесся к нему не как к номеру 17-му, а как к человеку. Мы должны рассказать теперь, где у американца Руперта была возможность овладеть ирландским языком. В Америке много ирландцев, отвечает читатель. Да, но Гарри изучал ирландский язык не в Америке, не среди ирландцев Америки, не среди эмигрантов, а где бы вы думали?

— В Ирландии, дорогой товарищ.

В горной местности Антрим есть сернокислотный завод, а возле него городок. Поезд проходит раз в день, и на нем никто не ездит, кроме арендаторов ферм.

В описываемый день в харчевню вошел пожилой человек, державший перед собой в вытянутой руке соломенную шляпу. Немного покачиваясь, он подошел к столику, сел и осторожно поставил шляпу на стол.

Затем он велел подать литр эля. Он придвинул к себе кружку и задумался. После вынул из шляпы одно, два, три, четыре яйца, облупил их и стал молча есть, запивая элем.

Толстый хозяин в жилете с цветочками подсел к нему за столик и спросил:

— Как дела, м-р судья? Почему вы принесли с собой пасхальные яйца? Разве вам не нравятся мои?

— Зачем мне ваши, когда у меня есть свои? — скрипучим голосом сказал судья. — Дюжина обходится мне на пенни дешевле.

Хозяин состроил дружелюбную улыбку. Пауза.

— А как обстоят дела в суде? — спросил он.

— Сегодня заканчиваем процесс Лейнов, — проскрипел судья. — Выиграл старший.

— Старший выиграл, старший выиграл, — заинтересовался хозяин. — Ведь старший должен был проиграть.

— Дорогой мистер О’Леннан! — сказал судья. — Как вы знаете, младший якшался с социалистами. Итак, что вам еще нужно? А?

Младший м-р Лейн работал на сернокислотном заводе. Старший Лейн, брат Лейна-младшего, держал в городе лавку. Он торговал мылом, содой, керосином для автомобилей. Последний товар давал не так много прибыли. В всем городке только директор завода имел машину, да и та была какого-то допотопного типа. Во-первых, она работала на керосине, а не на бензине. Во-вторых, она делала максимум 20 километров в час; в-третьих, мотор ее располагался под корпусом и она напоминала извозчичью пролетку в городе Киеве. В профиль она схематически выглядела так:

Шины были не надувные, а цельные, как у киевских извозчиков.

Но главным недостатком этого автомобиля было то, что он вот уже пять лет как сломался, и в городке некому было его починить. Вот каков был городок Антрим.

Понятно, что Лейн-старший получал не так много прибыли от торговли керосином.

За три месяца до описываемого дня Лейн-старший постучал в дверь дома Лейна-младшего.

Лейн-младший отмывал щеткой руки после сернокислотного завода — работа там тяжеленькая, потому что нет приличной вентиляции, кислота разлита прямо на полу и дух стоит такой, что мальчик Лейна-младшего начинает чихать, как только отец показывается во дворе. Так вот, Лейн-младший чистил щеткой с мылом руки, а его жена, желая угодить Богу в субботу, готовила праздничный пудинг.

Она выглядела как девушка — они всего два года как поженились, и она не успела еще увянуть в святом браке. Одно только плохо — нечего надеть на новогодние праздники. Нет ничего и для мальчика. Он прожег новые штанишки кислотой, устроив себе сернокислотный завод в уголке комнаты.

Лейн-младший живет в своем доме, значит, сын его может там хозяйничать. Отец Лейн оставил младшему по наследству домик за городом, а старшему завещал накопленные на ферме деньги. Все это было очень хорошо, но дом стоял слишком близко к заводу. Крыша вся покрылась ржавчиной, и ее можно было пробить кулаком. Керосин съел дерево на подоконниках и косяках. Лейн-младший был бы очень не прочь переселиться из этого дома в другое место.

— Здорово, друг! — сказал Лейн-старший, заходя в дом.

Тем временем Сашко шел домой, обходя группки пивных людей и сжимая в кармане браунинг.

Подойдя к двери своей студии (она же спальня), художник остановился.

У подъезда стояли три человека и разговаривали между собой.

Один из них казался Саше фатально похожим на того, что приходил к нему сегодня утром в ателье. Сашко, посвистывая, прошел мимо своей двери, будто он здесь никогда и не жил. Взглянув на группку, он узнал утреннего пивного человека. Тот, к счастью, не обратил на него никакого внимания и только отрыгнул пивом на всю улицу. Товарищи его переглянулись и захихикали. Сашко шел по улице. Из переулка показались еще три фигуры и пошли ему навстречу. Пошли быстрым решительным шагом. Двое шли впереди, третий немного отстал и посматривал по сторонам. Сашко решил, что лучше иметь дело с тремя пьяными, чем с тремя трезвыми. Итак, он повернул назад и пошел к своей двери.

Миновав дверь, он вдруг повернулся на каблуке и стрелой ринулся в подъезд. Он счастливо перескочил порог и вихрем понесся по лестнице. Но на четвертой ступеньке он зацепился носком джимми за лестницу и упал. В тот же миг трое пивопивцев ворвались в дом. Сашко не успел даже пожалеть, что он позабыл искусство полета. Один из фашистов сразу насел на него. Но Сашко был гораздо трезвее нападавшего. Он пнул его ногой в живот — раздалась громкая пивная отрыжка, и фашист откатился прочь. Однако двое других