человек в один зал, сумели создать ощущение простора, хотя на самом деле его нет. Это трюк, которому мне нужно научиться, один из ценнейших советов, которые мне может дать громадный Лондон, но пока что главная проблема не в людях. Она в машинах. В зале душно. Снять майку я не могу, под ней больше ничего нет. Я чувствую, что мне мало воздуха, что дышать нечем. Щеки пылают.

– Можно окно открыть? – спрашиваю я своего соседа Пола.

Он предупреждающе поднимает палец – я мешаю ему говорить по телефону. Я обмахиваюсь майкой и оглядываюсь по сторонам, как будто ищу, где же здесь воздух.

– Спасибо, что уделили мне время, – радостно, нараспев произносит он и, обращаясь ко мне, говорит уже другим тоном:

– Окна не открываются, кондишен работает. А что с тобой?

– Жарко, – говорю я; перед глазами мелькают черные точки, мне кажется, я вот-вот упаду в обморок.

Струйка пота стекает по шее, катится между грудей, впитывается в лифчик. В голове молотом стучит боль.

– Это все машины, – говорит он, озабоченно смотрит на меня и спрашивает: – Вода есть?

Я ставлю на стол пустую бутылку.

– В кулере, на углу, есть холодная вода. Я схожу, налью, – говорит он, одним глазом глядя на меня, а другим слушая наушник.

Моя паника немного утихает; его доброта успокоила меня, хоть жарко все так же, невыносимо. Я оглядываюсь кругом. Все прилипли к своим экранам, погружены в разговоры с незнакомыми людьми, стараются изо всех сил, чтобы в мгновение ока расположить человека к себе и заручиться его доверием. Жизнерадостные, всегда готовые прийти на помощь, что бы ни происходило у них в жизни. Цвета вокруг мониторов горячее и ярче, чем их собственные. Я смотрю на девушку перед собой, по имени Парминдер, и давлю в себе желание громко закричать, потому что энергия от ее компьютера тянется к ней, как враждебная, злая сила, и, кажется, так и норовит засосать ее в машину. Все утро компьютеры испускали раскаленно-красные цвета, которые тянулись к сидящим в зале и нагревали всех, кто в нем был. Какого бы цвета люди ни были раньше, их теперь окружает пылающий красный, дополнительный слой, как изоляция, прожигает их цвета, горячей лавой течет в головы и тела.

* * *

– Разрушение озонового слоя, – мистер Уолкер, наш учитель естествознания, зачитывает вслух тему, написанную на доске.

Кто-то недовольно гудит. За партами все сидят по двое, но все знают, что мне нравится иметь свое пространство, поэтому я сижу одна, в темных очках.

Впереди, за одной партой с Госпелом, сидит Салони; она так туго накручивает на палец прядь волос, что кожа под ней белеет, багровеет, будто вот-вот лопнет, и тут она отпускает прядь. Я могу точно сказать, что она ничего не слушает. Вид у нее серьезный, но меня не проведешь: мыслями она далеко-далеко, совсем в другой жизни. Одна из жен в гареме восточного принца – об этом она мне уже рассказывала, – а может, в нью-йоркском небоскребе, где расположена ее собственная компания. В голове у нее множество жизней, и неудивительно, что, когда она говорит, иногда получается чепуха.

– Что разрушает озоновый слой?

– Авокадо, сэр! – выкрикивает Эдди.

Класс покатывается со смеху.

– Почти угадал, – отвечает мистер Уолкер, стараясь не улыбаться. – Химикаты, которые делают на заводах, тепличные газы, метан например, а особенно хлорфторуглероды, не зря называют разрушителями озонового слоя. Этот слой не пропускает через атмосферу Земли опасные волны ультрафиолетового излучения. Волны этого диапазона вызывают рак кожи, солнечные ожоги, слепоту, вредят растениям и животным.

Он смотрит на класс и ждет реакции.

Кто лежит головой на парте, кто глядит в окно. И никто его не слушает.

– Где находится озоновый слой? – задает он вопрос.

Тишина.

– Я вам подскажу. Он такой большой, что им можно обернуть всю Землю.

– Как мама Салли, сэр!

– Озоновый слой расположен в верхнем слое стратосферы. Посмотрите, – показывает он изображение, спроектированное на доску, – он похож на силовое поле вокруг Земли.

Салони оборачивается и пробует привлечь мое внимание.

Я не замечаю ее.

Она тычет в меня карандашом. Я шепчу:

– Не трогай меня!

– Посмотри, – шепчет она в ответ. – Вон тот, в соседнем ряду, попросил меня выйти за него.

– Не мешай, я слушаю.

– Ну и дура, – обиженно отвечает она, отворачивается и опять уставляется в окно.

Урок становится на удивление интересен мне. Я внимательно рассматриваю Землю на картинке мистера Уолкера.

Озоновый слой показан зеленой дымкой вокруг планеты. Он выглядит, как энергия Земли.

– Получается, озоновый слой защищает Землю? – спрашиваю я.

Он, кажется, был бы одинаково доволен и если бы ему задали вопрос, и если бы не задали. Он давно уже отключился. Эта школа сделает такое с любым учителем.

– Он защищает нас от вредного влияния солнечных лучей, да… это такое биополе Земли, – отвечает преподаватель.

– А что такое биополе? – задаю я следующий вопрос.

Кое-кто из одноклассников смеется, думают, что я валяю дурака, нарочно мешаю ему договорить. Он смотрит на меня, видимо раздумывая, так это или нет, и решает, что так.

– Считайте, что получили домашнее задание, мисс Уорд. Вот завтра вы и расскажете мне, что такое биополе. А теперь переходим к следующей картинке, смотрим, как влияют хлорфторуглероды…

Он нажимает кнопку.

– Это озоновая дыра.

– Не такая опасная, как в башке у Алекса, сэр!

Он и это пропускает мимо ушей.

– Откуда мы знаем, что она есть? – спрашиваю я.

– По химическому составу воздуха. Простым глазом увидеть его нельзя, нужны сложные инструменты, чтобы замерить изменения. А измеряются они в единицах Добсона.

– Ску-учно, – ноет кто-то.

– Возможно, мы поговорим об этом в следующий раз.

– Или никогда.

Я отворачиваюсь в окно и смотрю высоко-высоко в небо, в самую стратосферу. Поверх всех наших энергий я воображаю себе гигантскую зеленую дымку над Землей, внешний слой, как будто мы живем внутри снежного кома. Я задумываюсь: вот если бы я забралась так далеко, увидела бы я Землю, а если бы увидела, какие цвета были бы у нее? Было бы ей больно, как большинству людей, или цвета у нее были бы радостные? Могла бы Земля завидовать? Меня захватывает эта мысль, и ничего не хочется так сильно, как увидеть ауру нашей планеты. А может, мне и не нужно ее видеть, может, как и всегда, я уже точно чувствую то, что чувствует Земля.

– «Биополе – это энергия, окружающая живые системы. Это матрица, соединяющая наши физические, эмоциональные и умственные измерения», – читает Госпел с экрана компьютера, когда мы делаем домашнюю работу. – Что бы это значило?

Я записываю это, смотрю