ворох местных проблем. И я тебя уверяю, мои товарищи — умные существа, они достаточно быстро поймут преимущества сотрудничества с тобой и жизни под одной пеленой.* * *

Иван Григорьевич Кречет пристально разглядывал себя в зеркало. Сеансы лечения у Подорожникова завершились, но писаного красавца из него пока не вышло. Зато вышло весьма приличное количество дерьма. Как-то до этого он не замечал, что нажрал ни много, ни мало, а под три десятка лишних килограммов. И сейчас эти твари цеплялись за жизнь на его теле всеми возможными способами.

Но даже тренировки казались чем-то терпимым по сравнению с отказом от привычки пить. Пить много, разнообразно и регулярно. Его ломало и тянуло к алкоголю так сильно, что уже пару раз он останавливал себя, удерживая стакан с виски у самого рта. Вдыхать запах всё что ему оставалось. Очень вовремя супруга отправилась в Реку Времени, позволив ему закрыться в собственном поместье под видом траура и срываться на слугах, когда отчаянно хотелось пуститься во все тяжкие.

Хорошего настроения не добавляло и то, что у ворот его поместья перебывала половина всех пьяниц и щёголей высшего света, привыкших кормиться за счёт его имени. Все они по мобилету предлагали выпить, выговориться и, естественно, развеяться. Ведь «жизнь продолжается».

Иван Григорьевич пару раз чуть не поддался соблазну, но ноюще после тренировки тело совершенно отказывалось куда-либо идти. Да и вовремя выписанная из специального салона массажистка-кудесница смогла удовлетворить почти все его телесные запросы.

«Друзья» негодовали. В то, что кормушка прикрылась, никто не хотел верить.

Как-то так вышло, что неделя затворнической жизни и здорового образа жизни, Кречет ему помоги, весьма приятно сказалась на финансах Ивана Григорьевича.

«Так что, Ваня, жизнь твоя была полная х…ня», — подумалось Ивану Григорьевичу на трезвую голову. Ну ничего, он ещё приведёт себя в порядок, а пока стоит использовать повод утраты, чтобы немного добить себе очков в глазах общества. Он набрал номер тестя и дождался ответа спустя полминуты:

— Да, Иван Григорьевич, — голос Пахома Гордеевича Овцебыка был напряжён, будто он не ожидал ничего хорошего от звонка зятя. — Несколько удивлён столь раннему звонку.

— Доброго утра, Пахом Гордеевич! Вот вспомнил про вашу привычку вставать пораньше поутру и трудиться в поте лица на благо нашей империи и решил не откладывать свой вопрос в долгий ящик, раз уж столь благостная мысль посетила меня.

— Слушаю вас, Иван Григорьевич, — тесть и вовсе сел в кресло, судя по скрипу дерева на фоне голоса. — Не томите уж, заинтриговали сверх всякой меры.

— Вы же знаете, дражайшая моя супруга и ваша любящая дочь, Серафима Пахомовна, страстно обожала лошадей, — начал издалека Иван Григорьевич.

— Как не знать, — голос тестя стал надтреснутым от горя. Он очень сильно переживал, что не смог уберечь от несчастного случая собственную дочь.

— У нас её стараниями осталась конюшня, а я, как вы знаете, безразличен к сему занятию. Вот и подумалось мне, что нужно продолжить начинание Серафимы Пахомовны в несколько ином ключе, чтобы страсть её жила. Как вы смотрите на то, чтобы основать женскую кавалерийскую школу?

* * *

В Осаку мы прибыли к обеду. Княгиня Инари с помпой въезжала в город. На лисе верхом да в окружении вишнёвых штандартов она ехала через центр города к замку императора. Именно там располагалась императорская канцелярия, куда нам следовало сдать экземпляр брачного договора для визирования.

Многие прохожие останавливались и кричали ей вслед:

— Банзай! Инари!

Я мог ошибаться, но сейчас у Тэймэй была своя минута славы. Она ехала с гордо поднятой головой и кивала прохожим.

«Что они кричат тебе?» — поинтересовался я у сияющей как медный таз невесты.

«Аналог русского: 'Многие лета!»

Я порадовался за Тэймэй. Значит, императорская семья не смогла полностью скрыть её роль в подавлении государственного переворота. Хотя я предполагал, что огласки постараются избежать.

Крики звучали всё чаще. Постепенно на улице образовалась толпа, следующая по пятам за нашей кавалькадой. Она шумела, ревела и бушевала, словно штормовое море. И вот в толпе стали слышаться робкие выкрики иного содержания. Всё чаще вместо «Банзай» слышались крики «Сагиси», и настроение невесты поползло вниз.

«Что такое „Сагиси“?» — обратился я к нашему толмачу.

«Самозванка».

Вот суки! Так и не смирились, значит, что власть в роду получила женщина? Или это неудавшиеся заговорщики решили жизнь подпортить?

Как бы там ни было, но настроением толпы кто-то явно умело управлял. Люди кричали, визжали и улюлюкали, провожая нашу процессию. Когда до замка оставалось каких-то пятьсот метров, интуиция взревела об опасности, и я успел лишь передать невесте по кровной связи команду:

«Активируй защиту!»

Глава 16

Мой приказ дошёл вовремя. Я даже увидел, как вокруг невесты начала образовываться защитная сфера, а через секунду под ногами у лиса с грохотом полыхнула вспышка. Бутон вспышки не успел раскрыться в полной мере, но и сфера защиты тоже внезапно исчезла. Часть людей на улице начала падать, теряя сознание. Остальные ошалело оглядывались по сторонам и резко отпрянули назад подальше от площади, процессии и падающих тел. Кто-то в панике побежал, не разбирая дороги. Прямо по людям без сознания. Резко стало тихо.

Послышался стук рухнувшего на брусчатку паланкина, а вслед за ним ругань Исико Инари. Но и ругань резко оборвалась. Воины Тэймэй падали, словно трава под взмахом косы. Сама девушка испуганно озиралась.

Я отметил примерную границу, за пределами которой люди оставались на ногах, но и те шатались и пытались ухватиться за ближайшую точку опоры.

«Ко мне, быстро!» — позвал я невесту по кровной связи, а кровникам отдал приказ: «Все назад!».

Мы рванули с Тэймэй навстречу друг к другу: я, объезжая застрявшие трициклы и лошадей, лишившихся всадников, а она — верхом на лисе, делающем крупные прыжки. Один прыжок. Второй. На третьем лис под ней просто исчез, и иллюзионистка кубарем покатилась бы по мостовой без сознания, если бы её не подхватили лозы,