Александров повторял себе, что надо выстоять. Тем временем шел уже декабрь, а английская проблема была еще не решена. С Лидой он виделся дважды, узнал, что Маша подала в Оксфорд на специальность «история, английская литература и история искусств». Тане мать выбрала Оxford High School для девочек, но подали, конечно, еще в четыре. В выбор школ Александров вмешиваться не собирался.

Сейчас он снова сидел с Лидой в «Ватрушке», куда вызвал ее для решения главной проблемы: пришло время встретиться с Чернявиным. Лида возражала: нет, сначала она сама должна все сказать мужу. Почему? Должна, и все…

Она выглядела измученной. Александров смотрел на ее руки, совсем еще по-юному пухлые, но без маникюра, с запущенными ногтями, которые Лида то и дело принималась покусывать, тут же спохватывалась и тогда принималась теребить салфетку. Зачем ей говорить с Чернявиным? Это отвечало ее представлениям о долге перед дочерьми, перед Александровым, быть может, даже перед Чернявиным. Пускай так. Но что хорошего из этого может выйти?

Про себя Александров уже решил, что нужно Чернявину в лоб сказать о письме ФАСа, пригрозить изгнанием с работы и потребовать назад двадцатник. А в итоге пообещать еще одно продление и вести его на этом поводке до Лидиного отъезда. Собственно, он встретился с Лидой только затем, чтобы решить, когда это сделать. Может быть, она с девочками уедет куда-нибудь на выходные, прихватив пару будних дней? Нет, Чернявин их никуда не отпустит, а Маше нельзя пропускать школу… Хорошо, может быть, Лида готова у матери пару дней побыть? С девочками же Чернявин не будет сводить счеты? Нет, дочерей она с ним не оставит…

– Тебе придется признаться, как ты узнал обо всем, то есть рассказать о моем письме. Иначе ничего не выйдет, – твердила Лида и не хотела слышать, что у Александрова достаточно собственных каналов. – Я поговорю с ним сегодня вечером. Утром позвоню тебе, и ты решишь, надо ли тебе встречаться. Я продумала, что скажу… Скажу, что недавно встречалась с тобой, потому что… потому что он сам рассказал мне о войне между вами и… ну, и мне логично было объединиться с тобой… Против него. Да, против него, можно назвать вещи своими именами.

– Ты с ума сошла! Зачем ты взваливаешь это на себя, да еще в такой упаковке?

– Костя… – Лида бросила на него беспомощный взгляд.

– Лида! Ни в коем случае не примешивай сюда служебные вопросы!

– Да? А как же?

– Никак! Нельзя тебе с ним объясняться. Я завтра договорюсь о встрече.

– Нет, я должна сама. Ты не понимаешь… Я все равно сегодня все ему скажу, я уже решила, как именно.

Было ясно, что она ничего не решила, и скажет мужу ровно то, что скажет. Ее не переубедить.

– Я буду ждать твоего звонка утром.

– Да-да. Как только он уедет на работу, я позвоню. Обещаю.

Александров не мог заснуть всю ночь. Он знал, что бывает сентиментален, это говорили ему и Лида, и Катюня. Но он не ожидал, что его может так скрутить. Проваливаясь в сон, он видел шестилетнего Сережу, который катил к нему на велосипеде с улыбкой до ушей, и тут же рядом с Сережей, уже взрослым, появлялась Маша в бейсболке, она была выше Сережи на целую голову, и Александров не понимал, когда она успела вырасти. Очнувшись от морока, он вставал, отправлялся бродить по дому. Как он не отговорил Лиду от бессмысленного объяснения? Эта мысль крутилась в голове безостановочно, он гнал ее, но мысль все крутилась, язвила занозой, и он понимал, что дело совсем не в этой занозе, а совсем в другом, о чем он старался не думать… Ложился, закрывал глаза, и снова подступали образы, плыли картины, в них были и Лида, и Катюня, и Маша с Сережей, и еще другое, мучительное и непонятное, что в полусне додумать до конца мешала та же безостановочно зудящая мысль.

Утром Лида не позвонила. Александров прождал до обеда, трижды набирал ее, но телефон не отвечал. Он подождал еще час и снова набрал номер. После второго гудка услышал знакомый мужской голос:

– Я так понимаю, что господин Александров хочет побеседовать с моей женой? В четвертый раз уже звонит, надо же.

– Юрий Сергеевич, что с Лидой?

– Это вы отчета от меня требуете? А вас не касается! Решили из-под юбки бабы меня достать? А могли бы прийти ко мне, повиниться, попробовать договориться как мужчина с мужчиной.

Именно такого Александров и ожидал.

– Повторяю вопрос… Что с Лидой? И с… девочками?

– А чё с ними? Все в полном порядке, под домашним арестом. Девчонкам я просто пригрозил, что выпорю, если что. А мать с компрессами валяется, изображает жертву домашнего насилия.

– Юрий Сергеевич… Чернявин! Если вы хотите… Как мужчина с мужчиной, то немедленно – слышите, немедленно! – приезжайте, скажем…

– Я на службе, у меня день расписан. Я, в отличие от вас, родине служу.

– Чернявин, не валяйте дурака. Я через двадцать минут буду в ресторане «Горки» рядом с вашим министерством. Если не придете, пеняйте на себя. Послужите родине ровно до тех пор, пока наряд оперативников не придет к вам домой и на работу!

Александров вошел в пафосно-безликий, всегда пустой зал ресторана ровно через двадцать три минуты, уверенный, что Чернявин уже там. Тот взглянул на него, как обычно, исподлобья и ухмыльнулся. Александров знал, что его собственное лицо не выражает ничего. Он заказал водку с апельсиновым соком. Сообщил Чернявину, что жена не будет требовать развода и раздела имущества, если тот не станет препятствовать временному отъезду дочерей в сопровождении матери в Великобританию на учебу. Напомнил, что разрешение отца по закону требуется лишь для переезда на ПМЖ, и Чернявину не стоит рассчитывать, что он найдет в документах лазейку для применения отцовского запрета.

– А платить за учебу кто будет?

– Не хотите – можете не платить. Это не предмет данного разговора.

– То есть вы и платить за нее собрались. Ну-ну. Переспали уже, значит. Тогда сами знаете, что она шлюха. Покупаете ее, чтобы мне отомстить…

Александров заставил себя промолчать.

– …Могу себе представить, что она вам наговорила…

– Ничего принципиально нового о вас я не узнал.

– А про нее, думаете, тоже все знаете?

– Я знаю только, что у каждой матери есть право вырастить детей и дать им то образование, к которому они стремятся. Больше мне знать ничего не нужно.

– Красиво! Значит, не хотите ничего знать? А что она сумасшедшая – тоже знать не хотите?

– В каком смысле?

– В прямом! У нее навязчивые идеи! Не замечали? Пытался ее лечить, вроде помогало, потом опять накатывало. Сколько раз я дома яды находил! Она… она замышляла отравить меня или… ну… по-другому как-нибудь… Вчера пырнула кухонным ножом! У меня и свидетели есть. Документы без лазеек? Ха! Да она психически невменяема!

– Вы это сейчас придумали? – бесстрастно поинтересовался Александров. – Хорошо, что все выложили без утайки.