Дженнифер, видимо, тоже поняла, что спорить не стоит; правда, она смерила Гейбриела вызывающим взглядом и подбоченилась!

— Чем делать мне выговоры, приструните лучше свою невесту — она слишком много на себя берет!

Гейбриел поднял темные брови:

— Диана способна сама решать, что ей делать и что не делать.

Услышав его голос, Диана нашла в себе смелость объяснить ему:

— Я только что сообщила миссис Прескотт, что сегодня ночью мы вдвоем посидим с вашей матушкой и покараулим ее сон.

Несколько долгих секунд он не сводил с нее пытливых глаз. Перед тем как он повернулся к Дженнифер, лицо его снова превратилось в непроницаемую маску.

— Кажется, вам нечего возразить?

Красивое лицо Дженнифер перекосилось от ярости.

— Последние четыре месяца я забочусь о Фелисити…

— И успели натворить много бед…

— Сегодня можете отдохнуть от забот и поспать, — ласково перебила его Диана, предупреждая вспышку гнева, которая, впрочем, была совершено оправданной. — Уверяю вас, — решительно продолжала она, — мы с Гейбриелом будем очень рады провести всю ночь с миссис Фолкнер.

— А если я против? — Карие глаза Дженнифер горели гневом.

— Мадам, этот вопрос не обсуждается. — Гейбриел посмотрел на нее свысока. — И учтите, я не потерплю, чтобы вы в таком тоне обращались к леди Диане.

— Но…

— Если вам больше нечего сказать по существу, буду вам очень признателен, если вы немедленно уйдете отсюда, — с нескрываемым отвращением произнес он.

Диана подумала, что она бы умерла от унижения, если бы Гейбриел посмотрел так на нее, и Дженнифер Прескотт, видимо, это поняла — она утратила свою всегдашнюю самоуверенность.

— Не сомневайтесь, я расскажу Чарльзу о вашем самоуправстве, когда он вернется!

Гейбриел презрительно скривил губы.

— Жду не дождусь! — только и ответил он.

Карие глаза полыхнули яростью.

— Вы не имеете права…

— По крайней мере, я по-прежнему имею право оставаться сыном своей матери, — резко ответил он. — Вы же не больше чем гостья в ее доме и потому не смеете решать, кто может ее навещать, а кто нет. — Он смерил Дженнифер презрительным взглядом. — А теперь будьте любезны, уходите! Мы с Дианой проведем ночь с моей матерью.

Дженнифер зашипела от ярости:

— Если я захочу, я сделаю вашу жизнь такой невыносимой, что вы пожалеете, что родились на свет!

— Мадам, если ваша угроза означает, что я больше никогда вас не увижу, я буду безмерно счастлив!

— Когда-то я вам очень даже нравилась, — фыркнула она.

— Вы ошибаетесь, мадам, — скучающим тоном ответил Гейбриел. — Позвольте уточнить: в детстве мне иногда удавалось терпеть ваше назойливое внимание.

Лицо Дженнифер смертельно побледнело.

— Еще тогда я вас ненавидела! — прошипела она. — Вы всегда были таким заносчивым, таким высокомерным!

— Наконец-то, мадам, мы с вами хоть в чем-то пришли к согласию — мы испытываем искреннюю взаимную неприязнь друг к другу, — насмешливо ответил он.

Разумеется, Диана уже и сама обо всем догадалась, но сейчас получила последнее подтверждение: Дженнифер Прескотт солгала восемь лет назад, оклеветав Гейбриела. Оказывается, она еще тогда его ненавидела? Очень интересно…

— Уже поздно, и страсти накаляются, — хладнокровно заметила она, оборачиваясь к Дженнифер. — Прощу, не волнуйтесь больше за состояние миссис Фолкнер. Уверяю вас, я последние годы ухаживала за отцом и способна присмотреть за матушкой Гейбриела.

Поскольку у Дженнифер уже не оставалось поводов спорить, Диана положила конец разговору, тихо постучав в дверь спальни и попросив Мэй открыть и впустить ее. Еще несколько секунд после того, как она вошла, Гейбриел и Дженнифер продолжали мерить друг друга ненавидящими взглядами. Наконец Дженнифер досадливо фыркнула и, круто развернувшись, зашагала прочь. Он же медленно последовал за своей невестой в слабо освещенные апартаменты матери.

Диана стояла у кровати и шепотом переговаривалась с горничной, которая вскоре сделала книксен и вышла. Гейбриел приблизился к кровати матери.

Он искренне поразился изменениям, произошедшим с матерью. В последний раз, когда он разговаривал е ней, она выглядела совсем не так. Впрочем, их последняя встреча оказалась не самой счастливой — в тот день он с позором покидал Фолкнер-Мэнор. Гейбриел помнил, что тогда лицо матери было смертельно бледно, глаза полны слез. Ей пришлось вынести и обвинения Дженнифер Линдсей, и непримиримую суровость мужа. Раньше Фелисити Фолкнер была красавицей, Гейбриел привык считать ее вечно молодой. Теперь же лежащая в постели женщина выглядела точно на свои пятьдесят два года: в ее темных волосах виднелись седые пряди, лицо стало таким бледным, худым и безжизненным, что напоминало маску, какую надевают участники венецианского карнавала.

— Гейбриел, не сомневаюсь, перемены, которые вы видите в вашей матушке, лишь кажущиеся.

Он поднял глаза на Диану. Его невеста стояла напротив, с другой стороны кровати. Она ответила ему сочувственным взглядом. Хотя они еще так недавно были близки, Гейбриел понял, что ему трудно принять сочувствие даже от нее. Он отвернулся.

— Может быть, теперь, когда общество миссис Прескотт нам больше не угрожает; вы соизволите объяснить, зачем мы сюда пришли?

— Конечно, — с улыбкой ответила она. — Но может быть, чтобы не разбудить вашу матушку раньше времени, нам лучше перейти в гостиную? — Она указала на смежную комнату. В приоткрытую дверь видны были мягкие диваны и кресла. — Дверь в спальню мы оставим открытой, чтобы сразу услышать, когда она проснется.

Гейбриел прищурился:

— Судя по тому, что вы сказали мне раньше, я понял, что мы и идем сюда главным образом для того чтобы разбудить мою мать?

Диана почувствовала, как к лицу приливает жар. Еще совсем недавно они вдвоем находились в ее спальне и Гейбриел ласкал ее так пылко и страстно, что у нее при воспоминании о его ласках до сих пор перехватывает дыхание. А потом она тоже подарила ему удовольствие, удивив саму себя…

Она отвела глаза в сторону и отрывисто ответила:

— Надеюсь, очень скоро ваша матушка проснется сама. Просто мне кажется, будет лучше, если наш разговор не будет первым, что она услышит, придя в себя.

— Почему? — удивился он.

На лицо Дианы набежала тень.

— Гейбриел, когда я чуть раньше поднималась к вашей матушке…

— Под тем предлогом, будто ищете платок?

— Да. — Диана сжалась: ей неприятно было даже вспоминать о своей вынужденной лжи. Она считала, что ее оправдывает лишь то, что она действовала ради блага другого человека. — Опийная настойка, которую принимает ваша матушка, весьма высокой концентрации. Она гораздо крепче, чем требуется в том случае, если бы она просто страдала бессонницей. И потом, — продолжала она, — миссис Прескотт несколько раз повторила, что последние четыре месяца лишь она одна ухаживает за вашей матушкой. Несомненно, в числе прочего она и давала ей снотворное. — Диана подбирала слова осторожно, но со значением.