— Нет, Марианна.

— Скажи.

— Нет.

— Тогда и я тебе кое-чего не скажу!

Я засмеялась:

— На дешевые штуки не клюю!

Зазвонила Марианнина трубка. Она нажала кнопку.

— Але? — пропела она, взглядом призывая меня в свидетели. — Да. Здра-асьте. А мы о вас только что го-вори-или. — У Марианны есть в запасе такие тягучие интонации. При этом черты ее лица обычно заостряются, это означает, что она вышла на тропу войны. — Что говорили? Что вы красавчик. Она что говорила? Какой вы осведомле-енный!.. Да, здесь. А она, кстати, говорила, что вы взя-яточник... Да-а. Все верные жены очень подозрительны. Это от постоянного воздер-жа-ания... Она? Да. Уже много лет... А обо мне не хотите спросить? Я не воздерживаюсь. Поэтому верю мужчинам. Особенно следователям.

Теперь Марианна заговорила голосом маленькой девочки: не нараспев, а, наоборот, отрывисто — это вторая стадия. Сощурившись и встав в самую выгодную свою позу (грудью и подбородком вперед), хотя собеседник не мог ее видеть, она отвечала Гергиеву, а я сидела и думала о трех вещах.

Откуда ее Микис взял два миллиона?

Почему она так странно смотрела на меня, когда я сказала о толстухе-ассирийке?

И главное: почему наш довольно пустой разговор дал мне удивительное ощущение: что я действительно сказала во время настоящей ссоры нечто, чего затем не услышала в записи на «Саваофе»?

Надо только немного напрячься...

Подумать.

Подумать в тишине...

— Тебя! — буркнула Марианна, протягивая мне трубку.

— Здрасьте, — сказал Гергиев. — Сейчас сидел у своих друзей в уголовном. Узнал, что они выезжают на осмотр дома Татарских. Нужно закрывать дело, а описи вещей нет. Услышав, что вас привлекут к осмотру, я тоже вызвался... Ваш муж сказал, что вы у подруги. Прокатимся?

— Марианна тоже должна ехать?

— Увы, да. Две служанки уже на месте, нужны еще два человека... Но я рассудил, что она все-таки лучше, чем ваш муж.

Я не поддержала шутку.

— Ах, какой дом! — прошептала маленькая аккуратная ливанка, поднося платочек к сухим глазам: черные бусинки с синим ободком, они горели острым любопытством и отчасти злорадством. — А кто наследник?

Ливанка была Елениной уборщицей. Приходила она два раза в неделю, включала все пылесосы и автомойку окон — а затем распивала чаи, наблюдая за работой механизмов.

— Ты и сама могла бы все это включать, — как-то сказал Елене Алехан. — Сэкономила бы сто тысяч в месяц. С ума сойти!.. Я зарабатываю почти столько же!

— Это характеризует тебя не с лучшей стороны, — насмешливо сказала ему Марианна, присутствовавшая при разговоре: мы все сидели у Татарских, у камина, вечером.

— Дело не в том, чтобы что-то там включить, — объяснила Елена. — Надо все собрать, разложить по местам... Таких машин еще нет на свете. Например, нетрудно включить программу стирки — но ведь вещи нужно разобрать, рассортировать, донести до постирочной, в конце концов.

— Действительно, как же трудно быть богатым! — хмыкнул Микис. — Донести до постирочной! Как я вам сочувствую!

Елена не хвасталась, она была простодушна в этих своих объяснениях. На самом деле все так: дойдите-ка от кабинета Антона до комнаты, где стоит стиральная машина! А если учесть, что Антон три раза в день меняет рубашки?

Была у них и кухарка — тоже приходящая. Постоянная им не требовалась, в основном они обедали в ресторанах. Пожилая женщина, опрятная, аккуратная, она следила за тем, чтобы вовремя привозили сыр, сливки, йогурты для завтрака, меняла программу на хлебопечке и на кофеварке, в зависимости от их расписания (иногда кофе для завтрака требовался в восемь утра, но чаще — в одиннадцать, а Елене так и в час дня). Пару раз в месяц она отвечала и за заказ ужина из ресторана — в те дни, когда Елене казалось, что у нее одутловатое лицо. Она из-за этого очень расстраивалась и говорила Антону: «Завтра схожу на процедуры, приведу себя в порядок, а сегодня поужинаем дома, хорошо?» Время, проведенное наедине с женой, его искренне радовало — как и время, проведенное с нею на людях. И так же, как время, проведенное без нее в клубе — Антона вообще радовало любое время жизни, лишь бы были деньги, а они у него всегда были.

Теперь кухарка стояла рядом с ливанкой, так же теребя в руках платочек, но было видно, что она расстроена искренне. Такую работу не сразу найдешь... Увидев меня, она доброжелательно кивнула — эта женщина мне симпатизировала, говорила, что я похожа на ее дочь. «У нее тоже муж без костей» — добавляла она обычно.

— Вот ведь как, а! — печально произнесла кухарка. — Живешь, живешь... Он не объявлялся?

Я покачала головой.

— Неужели сбежал?

— Не знаю.

— А кому дом достанется? — снова спросила ливанка.

— Никому.

— Как это?

— У них были большие долги...

Черные бусинки удовлетворенно вспыхнули.

— Вы были здесь в тот день? — спросила я у кухарки.

— Я была, она — нет.

— Я — нет! — радостно подтвердила ливанка.

— Вы рано ушли?

— Часов в пять, наверное...

— Не вы заказывали ужин?

— Нет, сама Елена. Она звонила в индийский ресторан...

— Говорят, там был санитарный день.

— Может быть... Правда, мне показалось, что она все-таки договорилась.

— Почему показалось?

— Когда я уходила, она спросила меня, где лежит «ферментал». Это желудочное. Она его обычно пила, если пища острая. Так, на всякий случай... А у нас здесь только в одном ресторане острая кухня.

— В «Джагане»?

— Да.

— А в доме вообще была еда?

— Ни крошки! Я ей даже сказала: завтра надо будет закупить хоть что-то, а то мне не по себе. Я не могу, когда продуктов в доме нет. Она согласилась.

— Значит, она осталась на вечер в доме, где не было ни крошки... Такое бывало?

— Иногда, если их куда-то приглашали или если Елена точно знала, что они будут ужинать в ресторане — тогда такое могло быть... Знаете, она в тот день вообще была немного не в себе. Ходила, как потерянная. Постоянно звонила Антону, но у него телефон не отвечал. Говорила все невпопад, видно было, что думает о чем-то своем.

— Скажите, вы не встречали в ее окружении очень толстую женщину?

— Меня об этом полиция спрашивала... Показывали фотографию... На нее похожа, — она кивнула на ливанку. — Но я им сказала, что никогда этой женщины не видела. И парня черноволосого тоже.

— А я видела эту толстую, — сказала ливанка. — Я в доме убиралась, а она на машине подъехала. Точнее, мимо проезжала и остановилась. Посигналила. Елена вышла, подошла к калитке, они поговорили, смеялись над чем-то. Я все полиции рассказала.