И эту пустоту я часто замечала в глазах других. У меня было такое чувство, что все люди живут так. Со своими пустотами. И в этой пустоте образуется турбулентность —"болтанка". Это как в самолете, когда он попадает в воздушную яму и его трясет от хвоста до крыльев. Так и в душах людей есть ямы и дыры. У кого-то дыра поменьше и не так ощущается, и он научился её скрывать от других, изображая человека, у которого всё в жизни норм и по кайфу. А у кого-то дыра размером с жизнь и турбулентность там ого-го! Его колбасит, болтает из стороны в сторону, он мучает близких своими закидонами. И не понимает, что в эту пустоту нужно просто заглянуть. Посмотреть бездне в глаза. Я знаю. Я в свою заглянула. А Стальной не хочет или не может. Поэтому его и бросает из стороны в сторону, как на адских качелях: берег левый, берег правый.

Мы вышли из отеля. Швейцар в роскошном пиджаке с эмблемой отеля подогнал ко входу белую "Мазерати". Он подобострастно изогнулся и услужливо распахнул дверь. Я плюхнулась на мягкое, пахнущее кожей сиденье.

— Грацио! — Стальной дал швейцару купюру и сел за руль.

Мы медленно поехали по запруженным людьми и машинами улицам Рима.

— А в этой машине нет Цоя? — ехидно поинтересовалась я.

— Нет, он здесь не нужен, — серьёзно ответил Стальной. — Цой для суматошной, торопливой Москвы, где можно разогнаться. А здесь, видишь, как ползем? Поэтому многие жители Рима и не покупают машины. Пешком быстрее. Кроме того, Рим нужно не только видеть, но и слышать. В каждом городе есть свой незабываемый шумовой фон. Здесь он круче оперы. Вот прислушайся, — он нажал на кнопку и опустил стекло с моей стороны.

На меня обрушился смех, темпераментные выкрики, детский смех. Запах фруктов и свежей выпечки защекотал ноздри. К нему горькой ноткой примешивалось амбре затхлой воды римских фонтанов. Я так засмотрелась на этот город, что очнулась только тогда, когда мы выехали из Рима. Слева потянулись последние крошечные магазинчики размером с собачью будку.

— Это потрясающе! — я повернула голову к Стальному и вдруг увидела ее.

В крошечной витрине на видном месте висела шоколадно-глянцевая норковая шубка. Ничего красивее в своей жизни я никогда не видела.

— Какая красота! Остановите, пожалуйста! Я хочу посмотреть поближе.

Машина остановилась. Я выпрыгнула из "Мазерати" и побежала к витрине. Вблизи шуба была еще прекраснее.

— Не думал, что тебе нравятся меха, — заметил Стальной, разглядывая шубу вместе со мной. — Думал, что только джинсы и футболки с мультиками.

— С анимэ, — машинально поправила я его. — Сама не знала. Это в первый раз. Потому что она такая… такая… — слова просто закончились, остался только восторг.

Невозможно было ее описать! Она была идеальна!

— Закрыто, — Стальной подергал ручку двери и взглянул на часы. — Ну да, у них же сиеста с половины первого до половины четвертого. Странно, что в Риме ее тоже соблюдают. Обычно это больше характерно для провинций. Там им хоть миллион предложи в обеденное время, ни за что не откроют.

Мне стало неловко. Только сейчас я поняла, что, фактически, вынуждаю его купить мне эту шубу. Потому что, судя по ценнику, я такую себе не смогу позволить никогда. Так как принципиально не беру деньги на шмот у отчима.

— Да всё равно, — принялась оправдываться я. — Просто посмотреть захотела. Пойдемте в машину.

— Ну да, — улыбнулся Кит. — Просто посмотреть.

— Честно-честно! — я даже прижала руки к груди, чтобы он поверил. — Покупать и не собиралась.

— Зато я собирался.

— Нет, я не согласна! Не нужно!

— Как скажешь, — легко согласился он. — Иди в машину, — он вдруг поднял голову, рассматривая крыши.

— А что вы ищете там, наверху? — не поняла я.

— Камеры слежения. Но, судя по всему, их здесь нет.

И прежде, чем я успела задать еще один вопрос, он поднял с земли булыжник и швырнул в витрину. Взвыла сигнализация. А Кит, как ни в чем не бывало, ногой выбил осколки из витрины, прыгнул внутрь, схватил шубу, бросил за прилавок толстую пачку евро и выскочил на улицу, держа шубу в руках.

— Ну что застыла, бровь нещипаная? В машину! Быстро! — крикнул он и бросился к "Мазерати".

Я отмерла и влетела в машину. Кит двумя прыжками обогнул машину, влетел за руль, кинул шубу мне на колени и завел мотор. Машина заревела и рванула с места. Мы помчались по пригородному шоссе. Я никак не могла отойти от шока. Он с такой скоростью и легкостью всё это провернул! Шелковистая норка грела мои колени. А рядом сидел Кит с таким невозмутимы выражением лица, как будто ничего не произошло.

— Никита Ильич, да вы страшный человек! — прошептала я.

— Сам себя боюсь, — легко согласился он.

Мне бы промолчать. Но один вопрос никак не давал мне покоя.

— А вы ради всех своих женщин совершаете такие поступки? Вот так просто воруете шубы и бьете витрины? — я внимательно посмотрела на него, чтобы сразу понять: он соврет или нет?

— Ради двух, — спокойно ответил он. — Вторая — ты.

— А первая?

Он отвернулся и промолчал. Но я успела увидеть ту самую, тщательно скрываемую постоянную боль, которая всё время мелькала в его глазах. Это как больной зуб, который время от времени внезапно сильно дергает, особенно когда смеешься или громко разговариваешь. Или кусаешь шоколадку.

— А первая? — повторила свой вопрос я.

Но Кит упорно не желал отвечать. Машина сбавила скорость и медленно поехала по живописному городку. Справа возвышался прекрасный средневековый замок. Слева потянулись оливковые рощи. "Мазерати" въехала на площадь, вымощенную булыжником и остановилась возле ресторанчика с веселым зеленым тентом.

— Приехали, — Стальной заглушил мотор. — Это городок Тиволи. Здесь находится самая большая и самая известная вилла в Европе, — он махнул рукой в сторону замка, который возвышался на холме. — А еще вот этот ресторанчик, который подает самую вкусную в Италии моцареллу из собственной сыроварни, и букатини — римские макароны с мясом. А еще помидоры, которые выращивают здесь же. Такого ты не попробуешь нигде и никогда. Разве что в Ватикане. Именно эта семья, которая держит ресторан и сыроварню, уже двести лет поставляет к папскому столу сыр и хлеб, который вымешивают руками без всяких блендеров и миксеров.

— Вы не ответили на мой вопрос, — заметила я.

— А ты разве что-то спрашивала? — небрежно ответил он, вышел из машины и открыл дверь с моей стороны. — Позвольте пригласить вас, синьорина! — он подал мне руку.

Я