Перелом (хотя отнюдь не «коренной») произошел только при Александре III. И дело не только в личной германофобии Миротворца, но и в кардинальном изменении внешнеполитической обстановки в Европе после создания Германской империи: «…пангерманизм был вызовом для Романовых. Пангерманизм, как ожидалось, должен был в обозримом будущем заявить права на остзейские губернии как часть большой Германии. С этого времени оказалась под вопросом лояльность Романовым всех немецких подданных империи Именно в 80-е годы, после объединения Германии и формирования антироссийского блока центральных держав, балтийские немецкие дворяне перестали быть проблемой фрондирующего русского дворянства , а стали важным фактором в геополитических планах и страхах имперской власти»[397].

Во второй половине 1880-х гг., после посещения Прибалтики комиссией сенатора Н.А. Манассеина[398], там были произведены следующие преобразования: сословные полицейские учреждения заменены государственными; введены судебные уставы 1864 г.; народные школы и учительские семинарии изымались из ведения дворянства и переходили в подчинение Министерства народного просвещения; русский язык окончательно утверждался в качестве языка переписки правительственных и местных сословных учреждений, а также последних между собой и языка преподавания в Дерптском (с 1893 г. – Юрьевском) университете.

Тем не менее до фактической ликвидации особого статуса немецкого дворянства было очень далеко: «дворянские организации сохранили свою автономию, они продолжали руководить земским делом и лютеранской церковью», в крае так и не был введен суд присяжных, сохранилась подвластная рыцарству волостная и мызная полиция[399]. Пользуясь связями в Петербурге, бароны стойко продолжали отстаивать свои интересы.

Николай II, в отличие от своего отца, был гораздо более благожелательно настроен по отношению к остзейцам[400]. В период с 1894 по 1905 г. «в целом правительство отошло от политики унификации Прибалтийских губерний»[401].

Новая волна реформ в Прибалтике была задумана при Столыпине в 1908 г., ее опять-таки спровоцировали внешнеполитические обстоятельства: во время революционных событий 1905–1907 гг. в правительственных кругах Германии всерьез обсуждалась возможность интервенции в Прибалтику, причем эту идею с энтузиазмом поддерживали многие остзейцы, например лифляндский ландрат М. фон Сивере, который «установил контакты с министерством иностранных дел Германии и пытался склонить его к активным действиям»[402]. Вызывала беспокойство также деятельность в крае Немецких обществ, массовых немецких националистических организаций, основанных в 1906–1907 гг., особенно их связи с Пангерманским союзом (тайным членом последнего был, например, упомянутый выше Сивере), ставившим целью объединение всех немцев, живущих за пределами Германии. Настораживало Министерство внутренних дел и проводившееся Немецкими обществами «переселение в Прибалтику немецких колонистов из Поволжья и Волыни Эта акция должна была восполнить практически полностью отсутствовавший здесь социальный слой – немецкое крестьянство – и тем самым укрепить местную немецкую диаспору»[403]. Было решено ослабить немецкое влияние в Прибалтике путем переселения русских крестьян из внутренних губерний на казенные земли и комплектования местной администрации преимущественно из русских чиновников. Однако прибалтийский генерал-губернатор А.Н. Меллер-Закомельский резко выступил против этих правительственных распоряжений и даже позволил предать общественной огласке копии секретных циркуляров, переслав их главе Канцелярии по подаче прошений на высочайшее имя А.А. фон Будбергу, который, в свою очередь, передал их эстляндскому предводителю дворянства Э.Н. Деллинсгаузену. Замечательный пример немецкой этнической солидарности! Задуманные мероприятия так и не были осуществлены, «остзейцы по-прежнему сохраняли свое экономическое и политическое господство»[404].

Последняя попытка «обрусить» немецкую Прибалтику относится к годам Первой мировой войны. Предполагалось полное преобразование сословных органов прибалтийского «рыцарства» по образцу дворянских организаций внутренних губерний. За их деятельностью должен был быть установлен строгий надзор губернаторов, а в делопроизводство – введен русский язык. Предусматривалось отчуждение в казну «имений рыцарств», радикальная реформа церковного управления и т. д. Однако эти проекты до 1917 г. не были даже внесены в Совет министров и Думу. Таким образом, «ни одна из разрабатывавшихся в начале XX в. правительственных реформ, направленных на кардинальное преобразование существовавших в крае отношений, реализована не была»[405]. Остзейский вопрос в императорской России так и остался нерешенным. В 1918 г. эстляндский и лифляндский предводители дворянства «сочли себя вправе, согласно постановлениям ландтагов, вероятно, в качестве прямых потомков германских меченосцев, послать верноподданнические телеграммы императору Вильгельму и просить его о присоединении русских прибалтийских губерний к Германии»[406]. Но этого не произошло – земли рыцарей стали частью новых прибалтийских национальных государств.