– Я не хотела, – снова заблеяла Тао.

Машка на нее цыкнула, плюхнулась на кровать.

Несколько минут мы все сидели тихо. Думали о своем.

Вдруг Машка вскинулась:

– Я все поняла. Дело в нас. Мы неправильно себя ведем.

– В смысле? – изумилась я. Даже Виталий прекратил вытирать кровь и уставился на Машку.

– Мы ведем себя как жертвы. Я тут писала для одного психотренинга рекламку. У них типа весь мир – театр. А люди в нем – актеры. Но каждый сам выбирает жанр спектакля и свое амплуа.

– Ты о чем вообще? – я спрашивала, просто чтобы перестать трястись. Переход от относительной опасности к абсолютной оказался слишком мгновенным.

– Вот взять «Гамлета». В нем сам Гамлет болтается в философской трагедии. Все эти быть – не быть. Офелия – в любовной мелодраме: жених ее бросил, отца убил. Королева – в криминальной драме: живет с двумя братьями сразу, один травит другого. Могильщик – из народной комедии.

– Думаешь, сейчас самое время поговорить о проблематике «Гамлета»? – пискнула я.

– Это для примера! Пойми, действие для всех вместе идет одно, но для каждого – разное. Вот я в Москве жила в жанре ситкома с амплуа: «брошенная любовница». Вспомнишь ту жизнь – оборжешься! А у тебя какой был жанр?

– У меня? Производственная пьеса… В Советском Союзе был такой. Когда вся интрига: выполнят ли герои план, сдадут ли вовремя отчет… Только при чем тут это?

– При том, что мы болтаемся в дурацком детективе. Играем жертв. Психологи говорят: не можешь поменять само действие, меняй жанр и амплуа. Расскажи про себя другую историю.

– Маша, у тебя бред? – спросила я.

– Мне тоже так показалось, – хлюпнул носом Виталий.

– Ну и дураки! Хватит быть жертвами! Лена, нам пора стать героинями!

– Посмертно? Тогда уж лучше сразу могильщиками…

– Перестань ныть! Мы должны выйти за грань банальности. Раздвинуть сознание!

– Что раздвинуть? – переспросила Лана, которая лежала в углу красивым клубочком.

– Дура! Замолчите все! Слушайте! В конце концов, я известный журналист. В определенных кругах. Какого черта я бегаю как заяц по криминальному тайскому острову? Будем считать, что я веду расследование. О связях русской и тайской мафий. Тао у нас тут от тайской мафии. Лана – темная лошадка.

– Почему я – лошадка? – обиделась Лана.

– Заткнись! Лена – Красный крест. Виталий, ты кого представляешь? Русскую мафию?

– Я? Силовые структуры, – хмыкнул Виталий. И некстати подумал: а симпатичная девчонка. Смешная. При других обстоятельствах…

– Это одно и то же. – Машка была полна энергии. – Проводим мозговой штурм. Какие предложения у силовиков?

– Надо прояснить обстановку. Хорошо бы узнать, сколько их там.

Машка кивнула:

– Хорошо. Придется применить главное правило взрывного пиара. Оно – на крайний случай, когда наступает полный трындец. Действует всегда. Нам его на бизнес-тренинге преподавали.

– Что за правило? – заинтересовался Виталий.

– Сиськи.

– Что?!

– Сиськи. Смотрите.

Машка стащила с себя футболку. Лифчик. Бросила это все на кровать. Сильно ущипнула себя под грудью. И заорала фирменным басом, от которого затряслись тонкие стены тайского теремка.

Сашок снова мгновенно возник в двери. И уже хотел броситься к Виталию. Как глянул на Машку и остолбенел.

Машка заверещала:

– Какого черта! Меня укусил скорпион! Или какая-то другая дрянь! Здесь! Нет, здесь! – она тыкала себя то под одну, то под другую грудь.

Сашок завороженно следил за их колыханьем.

– Срочно нужно смыть яд водой! Что встал, как соляной столб! Веди меня в ванную! Быстро!

Машка решительно бросилась к двери, и Сашок, не сводя с нее глаз, послушно засеменил следом.

Она вернулась через 10 минут, завернутая в полотенце и со связкой бананов в руках.

– Чао, бамбино! Свободен! – игриво помахала она Сашку, и тот самодовольно хохотнул.

– Пятеро, – доложила она Виталику. – Двое у окна. Я дышать выходила, изображала обморок. Один у двери. Сашок с напарником сидит в соседней комнате. Вот бананы дал.

– Чего это он так расщедрился? – хмыкнул Виталий.

– Я заставила его отсасывать яд.

У нас всех округлились глаза.

– Да шучу. С пятерыми без оружия не справиться. Могу зазвать сюда Сашка. Ты стукнешь его по голове, отнимешь автомат, перебьешь всю охрану…

– Маша, ты насмотрелась боевиков. Они перещелкают всю нашу компанию, как только я сделаю первый выстрел. Интересно, чего они ждут?

– Не чего. Кого. Я спросила Сашка, что с нами будет. Ну типа я хочу показать укус врачу. Он сказал: старший ушел. Придет, все решит. Что делать будем?

– Погодим немного, – сказал Виталий.

– Отличный план. Мощный. И вообще. Кто ты такой? Как нас нашел? Колись!

– Тихо! – цыкнул Виталий. И уставился в окно, где промелькнула чья-то тень.

Он тоже кое-кого ждал.

…Ми и Най, когда он болтался прошлой ночью у них на заднем сиденье машины со связанными руками, совещались по-тайски: были уверены, что пленник их не понимает. А Виталий понимал. Не все, конечно, – слишком быстро они тараторили. Но достаточно, чтобы уяснить. Ми только что заскочила к какому-то Банни, и он сказал ей ждать. Утром, мол, попытается узнать про девчонок.

Потом его похитители заспорили, что делать с ним дальше. Ми считала, он может пригодиться. А Най говорил – лишний груз. Надо оставить где-нибудь связанным.

Виталию оба варианта не понравились. Стал прикидывать свои шансы. Най еще мальчишка, дерется хорошо, а вот связал пленника неправильно. Можно освободиться. Пистолет Най запихнул себе в карман. Вон рукоятка торчит. А руки-то у него рулем заняты. Значит, он – легкая добыча, пока ведет машину. Вот когда остановится – другое дело. Ну а Ми в ближнем бою вообще не соперник.

Виталий напряг кисти, вспомнил старые навыки. Одно молниеносное движение – веревки ослабли, руки выскользнули, и он, метнувшись, выхватил пистолет из кармана даже не успевшего дернуться Ная. Навел дуло на голову Ми, закричал Наю бешеным голосом:

– Останавливай! Выходи на обочину!

Знал: надо расстаться с этой парочкой как можно быстрее.

– Не волнуйся! Все хорошо, – начала Ми свою гипнотическую песню, но он тут же прикрикнул:

– Молчать! Я предлагал вам по-хорошему. Най! Быстро вон из машины и отойди на десять метров! Не то я в нее выстрелю!