Замираю, держась за ручку двери.

– Я все время думаю о тебе, – признается Колин. – Это не метафора. В прямом смысле: едва у меня появляется какая-то мысль, она обязательно связана с тобой. Я действительно прошу прощения, просто я от этого теряю голову.

Я выпускаю дверную ручку. Чувствую руку Колина на своем плече и непроизвольно прижимаюсь к ней.

– Эй, – говорит он, – прости меня. Только не думай, что я все это спланировал.

– Спланировал? – Удивленно смотрю на него. – Я без приглашения заявилась к тебе. Рыдала у тебя на диване. Поцеловала тебя. А что же сделал ты?

Я не рассчитывала, что мои слова прозвучат как вызов, но они звучат именно так. Я не успеваю опомниться, как Колин обхватывает мое лицо, и мы снова целуемся, только на этот раз без малейшей неуклюжести. Не цепляемся носами. Не стукаемся зубами. Мы целуемся, как должно, словно для нас это абсолютно естественное дело, словно все остальное – это лишь шум и пустота.

– Мы будем загорать?

Библиотекарша Карен вылезает из минивэна и смотрит на клочок бумаги с адресом. Такой же адрес я получила в эсэмэске от Банни, и вот сейчас мы все здесь, перед обветшалым домиком в промзоне около аэропорта.

Марта стоит под выцветшей до серости вывеской с некогда желтыми мультяшными солнышками.

– Сомневаюсь, – отвечает она, улыбаясь мне.

Марта добралась первой, я вслед за ней. Мы с Колином приехали по отдельности, хотя послеобеденные часы провели вместе на пляже недалеко от его дома. Теперь, после того дня, когда я заявилась к нему без предупреждения, мы почти всегда вместе. Сидим на пляже, или ходим в экспедиции с Герти (если можно назвать экспедицией неторопливую прогулку в лесу в ожидании, когда коротконогая собачка все обнюхает), или просто бездельничаем у него на террасе. Мне уже трудно представить, что были времена, когда я после уроков занималась совсем другим. Если думать об этом слишком много, становится страшно, но чаще я слишком счастлива, чтобы думать.

Пытаюсь сдержать глупую улыбку, когда Колин останавливает свой старый «БМВ» на поросшем травой пятачке. Банни и Лиза приезжают сразу вслед за ним, и вскоре мы все собираемся у крыльца и ждем дальнейших инструкций.

Банни лезет в свою сумку и достает пять повязок на глаза. Колин смеется, и я незаметно пихаю его в бок. В ответ он щекочет мне ребра, и я стараюсь не ежиться. Негоже флиртовать на собрании группы психологической поддержки вдов.

– Сегодняшняя «Активная скорбь» связана с депрессией, – говорит Банни, раздавая нам повязки, из гигиенических соображений упакованные в прозрачные пакетики. – Я долго думала, как обуздать эту негодницу. Обычно я предпочитаю подбирать тот вид деятельности, который иллюстрирует нужную мне стадию – ну, как вы понимаете, пробуждает ее, что ли. Но у меня такое чувство, что с этой вы все знакомы не понаслышке, и у меня нет желания добавлять вам депрессии.

– Слава богу! – с преувеличенным облегчением вздыхает Карен, и мы смеемся.

– Поэтому я подумала: а почему бы не сделать противоположное? – Банни поднимается по ступенькам.

В одной половине здания – мастерская по ремонту электроники, в витрине выставлены обновленные ноутбуки, планшеты и смартфоны. Интересно, говорю я себе, а вдруг противоположностью депрессии будет новенький айпад или «читалка» «Киндл»?

Банни ведет нас мимо входа в мастерскую ко второй двери, и я снова вижу мультяшные солнышки – с помощью трафарета они нарисованы на стене на уровне глаз. Банни достает ключ, вставляет его в замок и отпирает дверь. За дверью помещение, напоминающее компьютерную лабораторию.

– Добро пожаловать на светолечение, – говорит Банни.

Мы заходим в комнату, маленькую и темную, с плотными белыми шторами на высоких окнах. Сильно пахнет лавандой, и вскоре я понимаю, что запах исходит от многочисленных масляных диффузоров, стратегически расставленных возле вентиляторных обогревателей. В комнате тепло, но не жарко, перед необычными мониторами стоят мягкие кресла с откидной спинкой.

– Что это за место? – спрашивает Лиза у меня за спиной.

– Знаю-знаю, – улыбается Банни. – Вид немного безумный. Вот это – кабинки для светолечения. Наука утверждает, что свет помогает. Я впервые использую для группы этот метод, так что мне интересно узнать ваше мнение. Садитесь и устраивайтесь поудобнее. Сейчас посмотрим, как запускать эти штуковины.

Я выбираю место напротив Колина и запихиваю свою джинсовую куртку под стол. На мониторе ничего нет, и пока Банни просматривает заламинированную и вставленную в рамку инструкцию, я понимаю, что особой сложности в управлении устройствами нет, так как кнопка всего одна – «вкл./выкл.». Нажимаю на нее, экран оживает и начинает светиться белым, медленно разгораясь до ослепительного сияния.

– А теперь наденьте повязки, – говорит Банни. Колин подмигивает мне из-за своего монитора, а я пихаю его под столом, но пинок не достигает цели, потому что нога натыкается на переплетение проводов. Банни бросает на меня строгий взгляд и продолжает: – Придвиньте свои кресла к столу и откиньтесь так, чтобы вам было приятно. Верно. Расслабьтесь. Успокойте свое сознание, и пусть свет омывает вас, как теплая вода. Я вернусь через полчаса, но вы можете продолжать сеанс и дольше. Наслаждайтесь. – Банни щелкает переключателем на стене, и из динамиков над головой слышится белый шум. Дверь захлопывается, и мы остаемся плавать в потоках света и тишины.

Сначала мне не сидится спокойно, я чувствую трепыхание в груди, как и каждый раз, когда Колин рядом. Но вскоре успокаиваюсь, тело расслабляется в уютном кресле. Свет ласкает меня теплом, кожу начинает пощипывать, но не противно, не как от чего-то едкого. Такое ощущение, будто все поры раскрываются, свет проникает сквозь них и струится в самые темные, злые уголки, до которых я никогда не могла добраться.

Когда Банни возвращается, я испытываю своего рода разочарование, и если бы не услышала, как Колин встает, возможно, еще бы посидела. Снимаю повязку, жду, когда глаза привыкнут к полумраку. Все собирают свои вещи и, как зомби, движутся к двери, все, кроме Лизы, которая продолжает сидеть перед своим монитором, купаясь в сиянии.

Снаружи Банни рассаживает нас на ступеньках и просит высказаться. Марта заметно отдохнула, она использует такие слова, как «плыть» и «освобождение», а Карен от души улыбается. Банни, несмотря на то, что она сама не сидела перед монитором, радуется, упивается нашими явными достижениями и, обходя всех по кругу, нежно дотрагивается до головы каждого, словно играет в «Утка, утка, гусь».

Через какое-то время Марта встает и уходит, за ней уходит и Карен. Пока Банни подолгу задерживает каждую из них в прощальном объятии, Колин придвигается поближе ко мне.

– Что думаешь? – спрашивает он. Я улыбаюсь.

– Еще не знаю, – отвечаю я. – Но точно как-то действует.

– Да? – Он многозначительно изгибает бровь. – А я все никак не мог найти удобную позу. Все думал, как было бы забавно, если бы кто-нибудь нас сфотографировал. Мы наверняка были похожи на каких-то диких солнцепоклонников, боящихся, как ни странно, самого солнца.