– Да. А почему снега глупые?

– Я такого не говорил, повелитель. Я сказал, что снега дурацкие, а вода глупая.

– Ну, да. А почему они такие? Почему ты так сказал?

– Ой, повелитель… Неутомим ты на вопросы, которые слишком часто бывают как раз под стать снегам и воде… Потому что не люблю я воду, вот и все.

– Дак, я тоже надеюсь, Джога…

– Ооооййй! За что???

– …очень надеюсь, Джога, что ты устанешь видеть меня дурнее воды! Сейчас вот как прикажу, чтобы у тебя ноги да ухи выросли, а после выдерну все это с корнем!

– Пощади, повелитель! Ой! Ну в самом деле, ну больно же!.. Я больше не буду!

– Угу, так я и поверил. Но это настоящий снег лежит, без колдовства?

– Настоящий, повелитель. На всех вершинах высоких гор лежит подобное этому колдовство природы, отнюдь не требующее магической добавки ни от демонов, ни даже от… гм…

– От богов! У-ха-ха-ха, Джога! До чего же ты труслив перед ними! Перед богами, перед этими – дурррацкими!

– Повелитель, я тебя умоляю…

– Так. Облегчаемся, умываемся, завтракаем – и скорееча к горе. А там пообедаем, и посмотрим да пощупаем, что за вечные снега такие…

– Хы-хы-хыыы! Ну, Хвак, ну ты неутомим на шутки! Пообедаем… о-хо-хо-хоооо!

– Чего смеешься-то? Надо мною, что ли, смеешься? Опять ты за свое?

– Никак нет, повелитель! Предвкушая немедленный завтрак, радуюсь загодя скорому обеду! Сомневаться в словах и обещаниях собственного повелителя – нет, это не для верного демона Джоги! Побольше же, побольше ящерок накладывай… и травкой присыпь. Так, чтобы мы с тобою… до самого обеда… не испытывали ни малейших угрызений голода.

Тайга и дорога словно действовали заодно, угадав желание Хвака идти и идти, ни на миг не теряя из виду великую гору, под гордым названием Шапка Бога. Хвак шел и улыбался, он вытягивал вперед короткую жирную шею, вглядывался, даже принюхивался, временами ускорял шаг, но… Вот она – гора, вся на виду, от срезанной, сплошь в снегу, вершины, до пологих серо-буро-зеленых склонов… Но словно заколдовали гору сию: шаг, да шаг, да полный шаг, да десяток полных шагов, да… со счета сбиться – а гора как была в далеком далеке, так и по-прежнему там стоит. И даже не стоит, а впереди Хвака идет, в ту же сторону.

– Слушай, Джога…

– Я весь внимание, о повелитель!

– Ты это… ты проверь насчет дороги… Может, кто ее заколдовал, что она меня на месте крутит? Идешь тут, идешь, а она… Проверь, Джога!

– Как можно даже представить такое, повелитель – имперскую дорогу заколдовывать? Сие хуже чем святотатство, во всяком случае, наказывается куда стремительнее… Да проверил я ее, проверил уже, повелитель! Чуть что – сразу сердится он! Конечно, отчего бы и не погневаться на безответного… Ой!.. Всё, я всё понял, не надо меня!.. Дорога в порядке, повелитель, гора в порядке, просто очень уж велика она размерами и стала видна взору твоему из невероятной дали. Отмахали мы с тобою весьма прилично для пешеходов: полтора десятка долгих полных шагов, не меньше, сиречь с полсотни долгих локтей, или, в переводе на привычные мерки твоей местности – около четырех дюжин долгих локтей!

– А почему она тогда не приблизилась? Гора эта?

– Она приблизилась, повелитель, но не слишком, в сравнении с тем полным расстоянием, что все еще отделяет ее от нас с тобою. Я уже прикинул, повелитель, что продолжая путь с тем же усердием, что и ныне, мы подойдем к подножию… с учетом привалов и ночлегов, разумеется… К закату послезавтрашнего дня, повелитель!

– Ого-го! Ну ничего себе! Вот это так да! А я-то – слышь, Джога – к обеду хотел дойти!

– Да ты что? Вон оно как! И что, повелитель, теперь ты предполагаешь, что не успеем к назначенному тобою сроку, да? Или… если как следует поторопимся, перейдем на рысь, или пустимся в галоп…

– Так – конечно нет! Я уже жрать хочу как наф или цуцырь, солнце давно за полдень перевалило, а она… Можно сказать – там же. Не успеем, ясное дело, хоть стой, хоть беги. Давай лучше о еде думать.

Стали думать – дело привычное: Джога своим демоническим чутьем высмотрел воду и неподалеку от ручья холмик, изрытый множеством подземных ходов, Хвак же, с помощью простой веревочной петли, сумел выудить оттуда ящериц…

– Семь, Джога: полудюжина и одна – это семь. И хватит на обед. Запечем на углях, коли ты не против…

А Джога не был против: истомленный вне человеческих тел многолетним воздержанием, он радовался всему: жарить – хорошо, сварить все семь в котелке – и это не хуже, запечь на углях – хоть весь холм изведем! Лишь бы Хвак не забывал о радостях земных, в угоду непонятным созерцаниям да умствованиям…

– Любо-дорого смотреть на тебя, повелитель, как ты ящерные хрящики очищаешь… А то какие-то отблески, понимаешь, отсветы на склонах… Хотя бы – ящерица, ее можно есть, ею можно более или менее насытиться, водицею запить, а лучше вином… Это я понимаю. А что толку глазеть, как лепесток летит. Он отвял и упал, вот и вся красота. Или, например, жаркий день. Чего бы лучше сейчас лечь и поспать, вон там, в папоротниках, а не сапогами пыль взбивать посреди полуденного пекла? Приляг, приляг, повелитель, а я тем временем отгоню от тебя всякую насекомую шушеру!

– Не, идти надо.

– Кому надо? Вот скажи, Хвак, подумай и скажи – кому надо? Секиру я тебе обещал? Обещал, и мы ее добудем, днем раньше, днем позже… Но по большому счету – ты что, куда-то спешишь? А, повелитель?

– Да навроде нет, куда мне спешить? А все же пойду. Понимаешь… Вот ты про лепесток заговорил… И я сразу же вспомнил…

– О-о-о, бедный я Джога, опять невпопад ляпнул…

– Как раз – это… очень даже впопад. И я тебе говорил, как я пальцы обжег чем-то непонятным, когда думал, что это лепесток…

– Говорил. Оно, кстати, даже мне совершенно незнакомо и странно.

– Вот я и задумался с тех пор: а ну, как найду и пойму? А сиднем сидеть – ничего не найдешь и не поймешь. Эх… лежать-то под кустом слаще, чем по жаре тащиться, тут ты прав, Джога! Хлебушком бы разжиться, а то идем посреди хлебов, а сами травы кусаем, как те коровы!

– И не говори, повелитель…

Как ни упиралась гордая гора, с надменным названием Шапка Бога, а все-таки пошла, пошла по имперской дороге навстречу Хваку, и чем ближе – тем громаднее, тем величественнее она становилась, чтобы всю ее оглядеть, по бокам и до макушки, уже мало взглядом обежать, ощупать – головой вертеть надобно… И опять Хвак не пропустил обе зари, вечернюю и ночную, и опять остался один на один со своим восхищением, ибо Джога бурчал, визжал, хныкал, но не смог, или не захотел вступать с повелителем в спор: какая гора была красивее – закатная или рассветная? После долгих колебаний, Хвак все-таки решил про себя, что рассветная: она это… веселее, что ли… и как бы это… моложе.

Земли шли богатые, урожайные, уж в чем, в чем, а в земледелии Хвак разбирался не хуже, наверное, самих богов: считай, что вся жизнь возле пашни прошла… точно, как вот эти вторые сутки миновали.