Пока Гибкий игриво общается с толпой своих престарелых поклонников, я глазею на рекламные стенды бесед, диспутов и собраний молитвенных групп, очень плотно запланированных на этот уик-энд; большинство из этих щитов представляют собой вырезанные в полный рост глянцевые фигуры разных знаменитых проповедников, которые являются визитной карточкой этого события. Наряду с несколькими беседами на тему «Готовы ли вы к Вознесению?» здесь проводятся симпозиумы по креационизму, а также — из добавленных в самый последний момент — встреча с пастором Леном Ворхисом, новым порождением блока конца света. Ворхис недавно произвел небольшую бурю в «Твиттере» своим экстраординарным заявлением, что трое детей, выжившие в катастрофах «черного четверга», — это на самом деле четверо всадников Апокалипсиса из Откровений.

В конце концов очередь редеет, и приходит мой черед. Высокомерная пресс-секретарь что-то шепчет на ухо Сэнди Гибкому, и он наводит луч своей улыбки на меня. Его маленькие глазки сияют, как блестящие черные пуговки.

— Англия, да? — говорит он. — Я был в Лондоне в прошлом году. Это языческая страна, которая нуждается в Божием спасении. Я прав, сын мой?

Я заверяю его, что да, он, безусловно, прав.

— Чем вы конкретно занимаетесь, сын мой? Патти говорит, что вы хотите взять интервью или что-то в этом роде, так?

Я говорю ему правду: что я снимаю документальное кино для телевидения и что я очень хотел бы поговорить с ним и доктором Лундом об их карьере.

Глазки-пуговки Гибкого сверлят меня еще более интенсивно.

— Вы работаете на Би-Би-Си?

Я говорю: да, я действительно работал на Би-Би-Си. И это не ложь. Я и вправду начинал свою карьеру журналиста рассыльным на Би-Би-Си в Манчестере, хоть меня и уволили оттуда через два месяца за курение травки в комнате отдыха. Впрочем, об этом я предпочитаю не упоминать.

Гибкий, похоже, немного расслабляется.

— Погоди, сын мой, я посмотрю, что тут можно сделать.

Это оказывается гораздо легче, чем я ожидал. Он снова подзывает свою консультантку, которая умудряется одновременно улыбнуться Гибкому и сердито посмотреть на меня, после чего они что-то недолго обсуждают шепотом.

— Сын мой, Тедди в настоящий момент очень занят. Знаешь, почему бы тебе не заехать через пару часов ко мне в пентхаус? А я посмотрю, что могу сделать, чтобы познакомить тебя с ним. Он большой поклонник шоу «Кавендиш-холл», которое идет на вашем канале.

Я не очень в курсе, какое отношение «Кавендиш-холл», слащавая драма, пустившая волну по всему миру, может иметь ко мне, однако оказывается, что Гибкий Сэнди все еще под впечатлением того, что я работаю на Би-Би-Си. Я спешно ретируюсь, пока пресс-секретарь не успела убедить его изменить решение.

Вместо того чтобы вернуться в свой маленький и изящный гостиничный номер (плата за который, к счастью, включена в стоимость билета), я решаю посмотреть, не попадаю ли по времени на какую-нибудь беседу. Встреча-знакомство с пастором Леном Ворхисом идет уже полчаса, я опоздал, но доверительно сообщаю администратору, что являюсь личным другом Гибкого Сэнди, и он разрешает мне проскользнуть внутрь.

В зрительном зале «Старлайт» есть только стоячие места, и все, что мне видно, это стриженая макушка пастора Лена Ворхиса, которая мечется взад-вперед перед аудиторией. Голос его время от времени неуверенно подрагивает, но по хору одобрительных «аминь» видно, что он четко доносит до слушателей свое послание. Я краем уха слышал, что эксцентричная теория пастора Лена вызвала яростные дебаты в среде тех, кто верит в конец света, и особенно — среди представителей движения претеристов, которые, в отличие от других фракций, считают, что события, описанные в Откровениях, произошли уже сейчас. Здесь я узнаю, что основой диких утверждений пастора Лена являются именно Откровения Иоанна, согласно пророчествам которого четверо всадников принесут с собой войну, мор, голод и смерть. Пастор Лен начинает приводить последние «знаки» того, что, по его словам, подтверждает эту теорию. Среди них упоминается жуткая смерть в зубах варана для папарацци, который, как утверждается, нелегально проник в больничную палату к Бобби Смоллу (нападения животных на людей также входят в перечень напастей, приведенных в Откровениях), и подробности недавней вспышки норовируса, превратившей целую флотилию круизных лайнеров в заблеванное воплощение адских мук человечества. На основании этого он умудряется сделать откровенно пугающее заявление о том, что очень скоро война принесет опустошение в страны Африки, а птичий грипп выкосит в Азии каждого десятого.

Под мощные возгласы «аминь» я выскальзываю из зала. В ожидании аудиенции с Гибким Сэнди и доктором Тедди Лундом очень хочется выпить чего-нибудь горячительного.

Я ошеломлен, когда дверь в шикарный люкс открывает лично доктор Лунд, который приветствует меня ослепительной улыбкой, демонстрирующей работу его дантиста на уровне настоящего произведения искусства.

— Рад познакомиться, сын мой, — говорит он, пожимая мою ладонь двумя руками. Коже его присуще какое-то слабое искусственное свечение, как у облученного фрукта. — Могу я предложить вам что-нибудь из напитков? Вы, англичане, любите чай, верно?

Я бурчу что-то вроде «да, конечно, любим» и позволяю ему отвести себя туда, где в креслах с экстравагантной обивкой сидят Гибкий Сэнди и еще один мужчина за сорок в недорогом костюме. В считаные секунды я соображаю, что мужчина этот — на самом деле пастор Лен Ворхис. Он явно чувствует себя не так непринужденно, как двое остальных мужчин, — он производит на меня впечатление мальчика, очень старающегося вести себя примерно.

Нас представляют друг другу, и я позволяю поглотить себя дивану, стоящему напротив них. Все дружно смотрят на меня и улыбаются, причем ни у одного улыбка не доходит до глаз.

— Гибкий говорит, что вы работаете на Би-Би-Си, — начинает доктор Лунд. — Скажу вам, сын мой, что телевидение не для меня, но я люблю сериал «Кавендиш-холл». В те времена люди знали, как нужно себя вести, не правда ли? У них была высокая мораль. А вы здесь для того, чтобы снимать документальный фильм или что-то в этом роде? — Прежде чем я успеваю вставить слово, он уже продолжает: — Здесь много парней, которые хотели бы взять у нас интервью. Со всего мира. Но могу сказать, что, похоже, настало время передать свое послание в Англию.

Я собираюсь ответить, но тут в дверях одной из спален появляются две женщины. В более высокой из них я сразу же узнаю жену доктора Лунда, Шерри, — она накрашена и причесана в точности, как на обложке своей последней кулинарной книги. Вторая женщина, топчущаяся позади, выглядит полной ее противоположностью — больший контраст и вообразить трудно. Худая как швабра, на вытянутых в нитку губах ни следа помады, на руках безвольно болтается какой-то миниатюрный белый пудель.

Я вскакиваю на ноги, но доктор Лунд жестом останавливает меня. Он представляет мне Шерри, а также вторую женщину, которая оказывается Кендрой, женой пастора Лена. Кендра едва взглядывает в моем направлении, а Шерри пронзительно смотрит на меня какую-то наносекунду, после чего поворачивается к мужу.