Тонкая ткань скользила под пальцами. Под ладонями. И казалась горячим, жарким соблазном.

Он снова притянул ее к себе. Прижал эти теплые женственные изгибы, заключенные в легкий шелк.

И она пришла к нему.

Эмили безрассудно, бесстыдно, самозабвенно подняла руки, обхватила его за шею и поцеловала почти свирепым поцелуем. И распласталась у него на груди.

Сердце радостно забилось, когда его руки захватили ее в плен. И она растаяла.

Отдалась пьянящему жару, водовороту чувств, глухому биению крови.

Хотела — она хотела…

Приподнявшись на носочки, прильнув к нему, она отдавала свои губы. И брала сама все, что он предлагал.

Здесь, в этой комнате, в потоке лунного света, она хотела его с полной уверенностью в правильности происходящего.

Ее желание было слишком острым, слишком мучительным, чтобы в нем сомневаться.

Она принадлежит ему.

Так же, как он принадлежит ей.

Остальное значения не имело. Не было на свете такой силы, чтобы разорвать их связь.

Его горящие ладони скользили по чувствительной коже ее спины. Шелк создавал искусительный, дразнящий чувства барьер. Шептал о чувственных ночах, обещал жаркие восторги, возбуждая все сильнее.

Посылая огонь по всему телу.

Он снова припал к ее губам. Языки встретились, сплелись, ласкали друг друга…

Его ладони гладили ее бедра, скользили вниз, сжимали…

Он поднял ее так, что их бедра впечатались друг в друга. Невесомый шелк не препятствовал ей ощутить его мужскую твердость, тяжелый стержень плоти, рвавшийся из бриджей, чтобы вжаться в тугую мягкость ее живота.

Его бедра вдруг подались вперед, и она едва не лишилась сознания.

Словно вулкан взорвался в ней, чтобы стечь в самый низ. Между бедер.

Чтобы набухнуть там и пульсировать.

Она тихо охнула и отстранилась, хватая губами воздух. И увидела темное пламя в его глазах.

Ее руки зарылись в его волосы. Пальцы запутались в мягких локонах. Вынудив себя поднять отяжелевшие от страсти веки, она смотрела на него, отчетливо ощущая, как горят распухшие губы, как тяжело дышать, как неумолимо стиснута грудь.

Как голова идет кругом.

Как желание выбивает в крови барабанную дробь.

Теперь она отчетливо видела в темных глубинах, что пламя стало угасать. Что здравый смысл и упрямое врожденное благородство перевешивают буйную страсть.

И все же она стояла на краю… почти теряя равновесие. Ощущая все…

Жар, распространявшийся под кожей.

Ноющие губы.

Пульсацию мягкой плоти между бедер.

Впервые она познала, что это такое — алчный пожар, заставляющий желать. Желать завершения, доселе не изведанного, с яростной силой, от которой болело все тело.

— Не останавливайся, — велела она. Ее тон сделал бы честь самой бегум. Спокойная команда. Требование в обертке из чувственной, сладострастной, открытой жадности.

Огонь в его глазах вспыхнул снова. Его грудь раздулась, пока он боролся, — да, этот чертов рыцарь боролся, пытаясь сдержать все, что им сейчас владело. Погасить пламя.

Но это ему не удалось.

Каждый мускул в его большом теле твердел, наливался жаром. Становился закаленной сталью, неподатливой, крепкой, непобедимой.

Но если она хочет получить его сегодня, ей тоже придется сражаться.

Сражаться с ним. С его чересчур благородной натурой.

Она набрала в легкие воздуха и ощутила, как растет в ней сила. Как тот же самый негасимый огонь разгорается по ее зову. Охватывает их обоих.

Ей не нужно думать, смотреть, гадать… Желание и страсть, похоть и потребность — все было в этом бурном порыве, в этом бушующем в них, между ними и вокруг них пламени.

— Я хочу, чтобы это было, — прошептала она.

Он по-прежнему прижимал ее к себе. Она прильнула к нему еще теснее. Намеренно. Дерзко.

Почувствовала, что он бессилен сопротивляться. Почувствовала, как пламя взметнулось к небу. Снова встав на носочки, она выдохнула ему в губы:

— Хочу тебя… Хочу, чтобы ты вошел в меня…

С мучительной ясностью она поняла, что это и только это уймет нарастающую боль, утолит голод и удовлетворит взаимную потребность.

Именно это и только это ей нужно, чтобы осуществить свои мечты.

И то, в чем так нуждается этот упрямец.

Он не выпускал ее из объятий. Не ослабил кольцо рук.

Она ощущала бушующую в нем битву. Он все еще боролся… но явно проигрывал.

Улыбаясь про себя, она сжала ладонями его лицо, приподнялась чуть выше и поцеловала его.

Жадно, пылко, требовательно.

Вложив в поцелуй все желание обольстить, заманить.

Она хотела, чтобы он забыл о своих благородных принципах и унес ее в постель.

Она хотела его.

Всего. Здесь. Сейчас…

Гарет услышал ее призыв. Он знал, что делает, но не был уверен, что знает она.

Сопротивление было бесполезным, оторваться от нее невозможно.

«Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты вошел в меня».

Какой мужчина может отказать в ответ на такую мольбу?

Только не он. Только не с ней.

Он даже не был уверен, когда решился. Когда капитулировал.

Знал только, что должен оказаться там, где она хочет, должен погрузиться в нее глубоко-глубоко…

Поэтому он отстранился, прервав поцелуй, становившийся все безумнее, подхватил ее на руки и направился к постели.

Ее глаза сверкали в лунном свете, губы приоткрылись в мимолетной довольной улыбке, когда он уложил ее на постель.

Воспротивившись властному порыву просто накрыть ее своим телом, сорвать прозрачный шелк и вонзиться в нее, он вынудил себя отступить от нее и стал снимать мундир.

Эмили улыбнулась таинственной, удовлетворенной улыбкой женского триумфа, села и завела руки назад, пытаясь расстегнуть пуговички почти несуществующей шелковой блузы.

— Нет! — хрипло прорычал Гарет.

Эмили удивленно взглянула на него.

— Оставь. Я сам хочу снять это. Ляг и дай мне посмотреть на тебя.

Эмили поколебалась, потом молча откинула голову и вальяжно раскинулась на подушках, успев заметить, как жадно его взгляд скользит от плеча к груди, бедрам…

Сердце билось спокойно и уверенно. Он не может остыть теперь, когда увидел ее в этом платье. Теперь, когда с лихорадочной поспешностью срывает с себя одежду, обнажая мускулистые грудь и живот.