Мэтьюз сам подтвердил подобный вывод: «Выслушав Диксона и Сенсера, я отчетливо понял , что политические власти должны будут как-то реагировать. Это сразу представилось мне неизбежным».

Рассуждал он просто. Если вероятность возвращения гриппа 1918 года представлялась величиной неизвестной, это означало, что она выше нуля, чего уже было достаточно для принятия положительного решения. «Я не мог представить себе, как буду потом смотреть в глаза избирателям, если катастрофа все-таки разразится, и оправдываться: “Слушайте, парни, вероятность была так низка, что мы решили ничего не делать. Всего-то от двух до пяти процентов, понимаете ли. И мы подумали, что в таком случае не стоит разбрасываться общественными деньгами”».

В то же утро Мэтьюз написал письмо Джеймсу Линну, директору департамента управления и бюджета, объясняя, почему он рекомендовал осуществить иммунизацию: «Есть все признаки, что мы столкнемся с возвращением вируса гриппа 1918 года – то есть самой убийственной его эпидемии в истории. В 1918 году погибли полмиллиона человек (он имел в виду только американцев). Если спроецировать ситуацию на 1976 год, число жертв в США может достигнуть миллиона».

Так всего в течение пяти дней после заседания Комитета по иммунизации ничтожные шансы возврата катастрофической пандемии переросли у некоторых в абсолютную уверенность. Во время заседания выступавшие говорили всего лишь о «вероятности» пандемии. Но, как не преминули отметить Нейштадт и Файнберг, в программе действий Сенсера уже употреблялось выражение «высокая вероятность». А у Мэтьюза слово «вероятность» трансформировалось в реальную угрозу. В то время как на заседании вирус из Форт-Дикса описывался Сенсером всего лишь как напоминающий вирус 1918 года, поскольку на оба реагировали антитела против свиного гриппа (а это едва ли можно было считать доказательством их идентичности), Мэтьюз уже безоговорочно писал о «возвращении гриппа 1918 года». Более того, подчеркивали Нейштадт и Файнберг, «хотя ученые не переставали твердить, что не способны оценить мощи и смертоносности нового штамма, Мэтьюз, вольно оперируя цифрами, превратил полмиллиона погибших в 1918 году в миллион потенциальных жертв в 1976-м только потому, что население Соединенных Штатов за этот период удвоилось».

В тот же день у президента Джеральда Форда состоялась встреча с членами его администрации – Джеймсом Линном, отвечавшим за распределение бюджетных средств, его заместителем Полом О’Нейлом и Джеймсом Кавано – заместителем директора Совета по внутренним делам. Свиной грипп не значился в повестке дня, но все трое подняли этот вопрос, предупредив Форда, что проведение кампании по иммунизации потребует дополнительных ассигнований. Неделю спустя Форду пришлось снова услышать об этом, но на этот раз проблема официально значилась в программе заседания, в которой отводилось полчаса на ее исчерпывающее рассмотрение.

В кабинете, помимо уже упомянутых лиц, собрались теперь и новые для президента участники обсуждения. Присутствовали Мэтьюз, как и его непосредственный начальник Теодор Купер, а также министр сельского хозяйства Эрл Бутц, заявивший Форду, что, хотя и потребуется невероятное количество куриных яиц для выращивания вирусов, которые пойдут на изготовление вакцины, «американские петушки готовы исполнить свой долг перед Родиной».

Участникам совещания раздали копии «меморандума Сенсера» с его тревожными предсказаниями и убедительным призывом действовать. Некоторые из приближенных предупреждали Форда о том, что, как бы он ни поступил в данном случае, критики ему не избежать. Доклад Сенсера на глазах превращался в нечто вроде пистолетов, приставленных к вискам политических советников. Если бы администрация предпочла ничего не предпринимать, а потом содержание меморандума просочилось в печать, это превратилось бы в настоящий кошмар, учитывая, что все происходило в год президентских выборов.

И Форд, который слышал теперь только предостережения об опасностях, ожидавших его, если он откажется отдать распоряжение об иммунизации, но не о рисках, связанных с проведением этой кампании, пришел к заключению, показавшемуся многим предопределенным заранее. Вот как он объяснял свое решение: «По моему мнению, в таких случаях необходимо делать ставку на осторожность. Я всегда лучше перестрахуюсь, чем буду потом сожалеть. Уверенности мне придавали позиции, занятые Тедом Купером и Дэйвом Мэтьюзом, которые с самого начала держали меня в курсе событий. И теперь Тед Купер выступал за скорейшее начало иммунизации, за оперативные действия, в которых особенно нуждались дети и пожилые люди. Я понял, что так нам и надлежало поступить, и помешать нам могли бы только непреодолимые препятствия технического характера».

Следующим шагом Форда стал созыв совещания с ведущими учеными, которое бы создало видимость, что его решение принималось с санкции наиболее известных специалистов. Этот форум собрался в главном зале Белого дома в половине третьего пополудни 24 марта. Среди приглашенных были Килбурн, Стэллонс, а также Джонас Салк и Альберт Сабин – двое враждовавших друг с другом врачей, ставших в свое время настоящими героями Америки, когда разработали вакцину против полиомиелита.

Некоторые из экспертов в области борьбы с гриппом увидели в новом штамме и попытках связать его с пандемией 1918 года всего лишь предлог для того, чтобы провести новую иммунизацию, которая окажется намного успешнее той, что была предпринята в последний раз, когда в 1968 году разразилась эпидемия гонконгского гриппа. Тогда вакцину успели ввести лишь немногим и со слишком большим опозданием, чтобы остановить распространение болезни. Однако другие официальные лица в большинстве своем отреагировали на сравнение с 1918 годом совершенно иначе.

Для многих из тех, кому предстояло принять решение, это стало «подобием грома среди ясного неба», писали Нейштадт и Мэй. «Сравнение захватывало воображение людей и формировало их отношение ко всему. Хотя инфлюэнце 1918 года уделено совсем немного места в исторической литературе, биографиях и мемуарах современников, выяснилось, что почти у каждого из представителей высших эшелонов власти 1976 года был кто-то близкий – один из родителей, дядюшка, тетушка, кузен или, на худой конец, друг дома, – кто в свое время поведал им ужасающие истории о пережитом во время пандемии 1918 года. Они знали убийцу под именем испанского гриппа, а термин «свиной грипп» ничего не значил для тех, кто не провел детства на ранчо. Но стоило всплыть упоминанию о 1918 (а если точнее, 1918–1919) годе, как почти шестьдесят лет спустя это вызвало среди правящих кругов Вашингтона живейшую реакцию. В памяти людей всплыли образы, укоренившиеся в семейном фольклоре и от этого лишь более яркие».

А потому, когда Сенсер и другие ведущие эксперты встретились с Фордом и представителями его администрации, только и было разговоров что об аналогии с гриппом 1918 года. И эта аналогия подталкивала к принятию однозначного решения.

Сенсер открыл совещание, перечислив факты, подтверждавшие вероятность возникновения эпидемии свиного гриппа, в том виде, в каком они виделись ему самому. Форд затем поинтересовался мнениями Салка и Сабина. Неожиданно оба с энтузиазмом высказались в пользу иммунизации против свиного гриппа. Под конец президент попросил поднять руки тех, кто считал общенациональную иммунизацию необходимой мерой, и руки подняли все присутствовавшие.