За его спиной послышались легкие шаги. Он не сталповорачиваться, сжимаясь от ужаса.

— Колись, — потребовал Филипп, — у нас мало времени. Быстреерассказывай все, иначе через минуту ты будешь умолять нас послушать тебя. Естьеще одна минута. Думай быстрее.

— Я ее не знаю, не знаю, кто она такая, — быстро,захлебываясь от волнения, начал Сыроежкин. — Она вчера пришла ко мне в магазин,хотела продать свои часы. Сама пришла.

— Вот эта? — резким, отточенным движением фокусника Филиппдостал фотографию.

— Да, — кивнул Сыроежкин, — точно она.

— Дальше.

— Она пришла и попросила денег. Я не стал ее обманывать. Яей сразу сказал, что часы дорогие. Она хотела всего сто долларов.

— Сколько? — не поверил Филипп.

— Сто долларов, — плачущим голосом повторил Сыроежкин,понимая, как дико это звучит. — Но я не захотел ее обманывать, Я сказал, чтовызову ювелира и он оценит часы, назовет реальную стоимость.

— И кого ты вызвал?

— Наума. Наума Киршбаума. Филипп посмотрел на Мироненко.

— Старик цены знает. Он сегодня паспорт просил. Ты незнаешь, для кого?

Мироненко нахмурился.

— Узнаю, — пообещал он.

Сыроежкин понял, что сидящие перед ним люди имеют что-топротив друга его отца. Поэтому он сразу стал его сдавать.

— Я хотел дать деньги и отпустить ее. Но Наум сказал, чточасы стоят двадцать тысяч. Он обещал дать твердую цену и забрал девочку к себе.Она у него спала этой ночью. Она у него оставалась.

— Сейчас она тоже там? — уточнил Филипп.

— Н-не знаю, — чуть запнулся Сыроежкин.

— Почему он такой дурак? — спросил Филипп, обращаясь кхозяину дома. — Он ведь должен понимать, с кем разговаривает. Или, может, еговсе-таки поучить?

— Нам врать нельзя, Леша, — назидательно сказал Мироненко, —опасно для здоровья. Ты лучше правду говори. Мы ведь все равно все узнаем.

— Она была у него всю ночь, — тяжело дыша, призналсяСыроежкин, — а утром убежала.

— Куда убежала? — снова взял инициативу в свои рукиодноглазый.

— Я не знаю. Открыла дверь и убежала. — А ты стоял исмотрел?

— Нет. То есть да.

— Не зли меня, Леша, — предупредил Филипп. — Я и таких, какты, обламывал. Куда она убежала?

— Я не знаю. Честное слово, не знаю.

— Хорошо. Предположим, что не знаешь. Но откуда ты знаешь,что она убежала? Значит, она убегала при тебе?

Сыроежкин понял, что попал в ловушку. Он затравленнооглянулся. За его спиной стояли двое. Он обреченно вздохнул:

— При мне.

— Почему?

— Мы пришли… мы пришли с Витей… я утром ему позвонил. Я нехотел отдавать деньги. — Он вдруг подумал, что если покажет себя большимподлецом, чем они о нем думают, это может ему помочь. — Я не хотел платить зачасы. А Наум сказал, чтобы я и ему платил. Я привел Витю, чтобы решить всевопросы. И отобрать часы.

— Вот теперь верю, — хмыкнул Филипп, — что дальше было?

— Мы приехали к старику, но он уже ушел. Она открыла намдверь, и Витя ее немного попугал. А я в это время взял часы…

— Попугал это как? Он ее бил?

— Нет, даже пальцем не тронул. Просто подошел к ней близко испросил, где часы.

— Дальше.

— А в это время я нашел часы на столике и крикнул ему, чтонашел их. Он повернулся ко мне, а она его толкнула и выбежал, из дома. Мывыскочили за ней, но не догнали. А дверь, как назло, захлопнулась.

— А часы ты успел взять?

— Да.

— Интересная сказка, — подвел итог Филипп. — Значит, часы утебя, а где девушка, ты не знаешь?

— Честное слово, не знаю, — взмолился окончательноперетрусивший Сыроежкин, — правда, не знаю.

— А Наум знает?

— Может, и знает. Он звонил ко мне, искал ее, сказал, чтобудет ее ждать. Может, он знает, куда она пошла?

— Она говорила тебе свою фамилию? Или рассказывала тебе очем-нибудь?

— Нет, ничего. Я ее вообще только минут двадцать видел.Потом старик ее забрал, и они ушли.

— Нужно будет нанести визит Науму, — посмотрел на Мироненкоего одноглазый гость, — видимо, он знает больше. Ты, Гриша, сам к нему поезжайи поговори. Он старый человек, должен понимать, что упорствовать не стоит.

— Обязательно.

— И напомни ему про часы. Скажи, они у нас, пусть неволнуется. Но девочку пусть поможет найти. Скажи, мы ее отцу сразу вернем, кактолько найдем.

Пусть только поможет найти.

— Понял, — поднялся Мироненко. — А с этим что делать? —показал он на Сыроежкина.

Тот почувствовал, как от страха по нему бегут струйки пота.Он ждал приговора одноглазого, затаив дыхание.

— Все проверим, — предложил Филипп. — Если он правду сказал,значит, пускай живет. А если соврал, он сам знает, что в таких случаях бывает.Ребята, — впервые обратился он к стоящим за спиной Сыроежкина, — вы его внизотведите и в машину посадите. А начнет рыпаться, сразу перо ему в бок. И пустьне нервничает. Если не виноват, значит, не виноват. А коли соврал, то тогдаотвечать придется. И по полной мере.

Ирада выскочила из дома и долго бежала по улице, не разбираядороги.

Запах лука и пота все еще преследовал ее. Только пробежавдва квартала, она остановилась и, убедившись, что ее никто не преследует,перевела дыхание.

Вокруг были люди, они спешили по своим делам, и онапочувствовала, что сумела убежать из ставшего таким страшным дома, еще вчераказавшегося ей таким близким.

И теперь она снова была одна, снова без денег и даже безчасов. Она пошарила в карманах. Даже свой носовой платок она оставила в доме устарика.

Нужно набрать номер мобильного телефона отца, запоздалоподумала девушка. Вдруг кто-нибудь ответит? Она оглянулась и пошла к ближайшемумагазину. Потолкавшись бесцельно у прилавков и подивившись ценам, она вышла наулицу. Было довольно жарко. Есть не хотелось, но хотелось пить. Она пошла всторону дома, где провела ночь. Может быть, старик успел вернуться и выгнатьэтих негодяев, которые хотели украсть ее часы. Но, пройдя немного, она поняла,что заблудилась. Ирада села на скамейку, чтобы обдумать, куда ей идти и чтоделать.