Толпа утратила импульс, не видя цели в форсировании входа в здание Совета, и последовала за лимузином, который продирался к площади Трех Крестов. Сейчас он ехал быстрее, расталкивая тех, кто не успевал отскочить. Некоторые люди от избытка высвободившейся ярости начали бить второй лимузин. А потом принялись уничтожать все, что было в пределах их досягаемости.

* * *

Юдита опустилась на колени возле Ренаты и попыталась остановить кровь. Безнадежно. Пуля прошла навылет. Темная лужа увеличивалась, а взгляд женщины заволокла мгла.

— Извините… — прошептала Юдита и склонила голову. На нижней кромке серебряного шлема задрожала маленькая серебряная капля. — Все должно было сложиться иначе…

Несмотря на толпу вокруг, к ним никто не приближался, словно их окружало невидимое силовое поле.

* * *

— Что это было? — Крушевский пытался разглядеть что-нибудь в заднем, затемненном стекле лимузина. — Какая-то организованная акция?

— Сейчас узнаем из новостей. — Элиза подала ему стакан виски, без воды и льда. Себе тоже налила.

— Еще пятнадцать минут назад я думал, что обвинение в изнасиловании несовершеннолетней — это вершина скотства, а тут такое. Кто мог управлять толпой? Сколько должно быть аниматоров?

Он вспомнил, что лимузин был оборудован внешними камерами. Он включил AV, и посередине появился виртуальный экран, поделенный на четыре части. Каждая показывала картинку с одной из камер, за исключением левой, уничтоженной демонстрантами.

— Мы в безопасности, — заявил через интерком охранник. — Едем домой?

— Да, я выдохся.

И со мной покончено, добавил он мысленно. Он сделал глоток прямо из бутылки и даже не поморщился. Пылающая жидкость стекла вниз по горлу.

— Кто это спланировал? Велицкий или Здонек? Откуда он, блять, взялся? Три месяца назад вынырнул из небытия, а сейчас набирает проценты в рейтинге. Всю пресс-конференцию почти не открывал рта.

— Конференция продолжается! — удивленно сказала Элиза, что-то проверяя на своем коммуникаторе. Там шла трансляция из конференц-зала.

— В смысле — продолжается? — Крушевский наклонился к Элизе. — Можно?

Элиза придвинула коммуникатор ближе, подняла его и повернула вертикально, пальцами увеличивая экран в несколько раз. Здонек презентовал свое видение Варшавы в ближайшем будущем.

Крушевский слушал его, нервно глотая виски словно воду. Он не чувствовал вкус, но даже не замечал этого.

— Это чистый популизм! — взорвался депутат наконец. Он махнул рукой, в которой держал бутылку, разливая алкоголь. Элиза забрала экран. — Даже Велицкий бы до такого не опустился. Этот мудак не имеет никакого понятия…

— Он представляет твои идеи, — добавила Элиза. — Из третьего списка.

* * *

Двери второго лимузина открылись. Велицкий вышел и вырвал из рук худого мужчины транспарант, которым тот лупил по крыше.

— Что ты делаешь, дебил?!

Удивленный демонстрант хотел сначала ударить, но потом узнал мэра, буркнул «извините» и убежал. Два охранника, тоже удивленные действиями шефа, лишь сейчас вышли из машины и заняли стратегическое положение, чтобы закрыть Велицкого от потенциальной угрозы.

— Предлагаю вернуться в машину, — сказал один из них.

Велицкий не послушался. Он пошел на двоих подростков, которые возились с решеткой радиатора.

— Отвалите от этой машины, ублюдки! — зарычал он.

Они просто убежали. До некоторых демонстрантов наконец дошло, что они громят не тот лимузин. Они отступили. Толпа поредела, открывая вид. Как будто после битвы.

— Неплохая заварушка! — Мэр, к отчаянию охранников, не собирался возвращаться в лимузин. Он заметил полицейскую, что сидела перед раненой женщиной. — Это та репортерша, — заметил он и двинулся в ее сторону.

— Не советую, — удержал его Сильвестр, который тоже вышел из машины. — Мы не знаем, кто это. Она, кажется, первой вытащила оружие.

— В нее стрелял охранник Крушевского. Если заинтересуюсь ее судьбой, получу парочку голосов.

— Рискованно. Если она террорист, то вас не должны видеть с ней.

— Сегодня вы уже показали свой профессионализм с конфетами, — Велицкий был зол, однако сдался. Посмотрел на дорогу, где на земле лежало несколько демонстрантов. Часть из них уже никогда не поднимется. — К счастью, с Крушевским покончено, — оценил он ситуацию. — Остался Здонек.

* * *

Левая половина куртки было красной от крови. Харпад не знал, куда делся нож. Он не удивлялся тому, что еще жив, он не думал об этом. Кружил вокруг места, где видел на экране Марысю. Ее нигде не было. Он взобрался на возвышенность возле здания, чтобы разглядеть хоть что-то поверх толпы. Люди снова бежали, только теперь в обратном направлении. Полиция приступила к контратаке, избивая и отгоняя демонстрантов от входа. Ярость превратилась в страх, и люди просто разбегались. Дым развеялся, было видно несколько раненых. Часть из них не двигались. Харпад заметил неестественно изогнутое тело Крысы, сплющенное, словно по нему проехал танк.

Он увидел человека в полицейской форме, сидящего перед раненой женщиной. Перед Ренатой. Он ощутил панику, когда рядом не заметил Марыси. Побежал туда и опустился на колени.

— Скорая уже едет, — тихо сказала полицейская. Она сняла шлем и кинула его на землю. Изнутри слышались приказы.

— Где Марыся?! — Харпад поднял голову Ренаты. Сглотнул слюну и проигнорировал нарастающую боль в груди. — Где она? Говори… Рената…

И тогда он понял, что она уже не ответит. Что ее уже нет. Он обнял тело, ее кровь смешивалась с его кровью. Он закрыл глаза.

— Как это могло случиться? — Юдита плакала. — Это был только один вопрос. Простой вопрос…

— Где Марыся?! — Харпад схватил ее за руку. — Где моя дочь? Она была тут минуту назад. Я видел!

Юдита медленно подняла голову и посмотрела на него из-под спутанных волос.

— Они забрали ее. Ее забрала Элиминация.

С тем же успехом это мог быть экран или спрятанный за обоями динамик. Однако кто-то подумал, что такая форма будет более эффективной. Мусорный бак с крышкой, оборудованный сенсорами и пластинками для выражения эмоций, ждал, пока посетительница заговорит первой. В этот раз он победил.

— Не понимаю, зачем я сюда прихожу. Это ничего не дает.

— Психотерапия — это медленный процесс. — Пластинки сложились в выражение обеспокоенности. — Эффект не появляется после нескольких визитов.

— Я ведь говорю с машиной! Разве машина в состоянии понять человека?

— Я располагаю базой данных с записями подобных случаев в Варшаве и других Кольцах. Ни один человек не имеет доступа к такому количеству данных, не говоря уже об их обработке.