Крушевский, выдернув со злостью наушник из уха, упал на мягкое сиденье в лимузине. Элиза не приближалась. Знала, что его гнев быстро утихнет.

— Происходящее — лучшее доказательство, что система больна, — депутат приходил в себя. — Можно кого-то оболгать и не понести за это наказания. Она просто взяла и вышла, никто ее не задержал! Кто ее вообще подсунул?

Когда лимузин медленно тронулся, он развязал галстук. Ассистентка знала, что уже может прижаться к нему. Сейчас был подходящий момент, это его еще больше расслабит.

— Велицкий тоже много потерял, — сказала она, гладя его по голове. — Кто-то прислал нам эту запись во время конференции. Мы проверили, настоящая ли она, и отправили тебе. У нас есть анонимные друзья.

— Нет у нас никаких анонимных друзей! Это у Велицкого есть анонимные враги. Сколько он потерял, увидим завтра. Но я потерял больше. Опрос опросом, но интересно, сколько ПО мне это стоило. Наверное, я уже в Провокации, только не знают, как ко мне подойти. Четыре года назад Велицкий выиграл, потому что главного конкурента забрала Элиминация. И плевать, что у него была на двадцать процентов выше поддержка. Он исчез, потому что кто-то вытащил хорошо сфабрикованные финансовые аферы. Потом оказалось, что это липа, но человека уже нет, а Велицкий все еще мэр. Бьюсь об заклад, это его рук дело. Он использует тот же самый метод. Даже если не он лично его придумал, то отдал соответствующие распоряжения. Налей мне выпить. Двойной. И лучше неразбавленный. Я уже не буду сегодня работать. А кто этот Здонек? Производитель каких-то вафель вдруг открыл в себе талант политика? Есть вещи, о которых лучше громко не говорить, — Крушевский провел ладонью по лицу. — Всегда думал, что не стоит говорить про корпоративную модель управления городом. Она ведь противоречит демократии, которая предполагает, что дебил имеет такое же право голоса, как и гений. И каждый дебил хочет иметь право голоса. Я все время старался избегать этого, а проклятый Здонек просто сказал, и его рейтинг растет! Я в этом уверен. И что теперь? Это разбивает всю мою стратегию. Мне теперь надо признать, что я тоже думал об этом, но мне не хватило смелости сказать это вслух?

Элиза подала ему стакан с виски. Едва он его взял, машина резко затормозила.

— Что такое, черт возьми? — Крушевский отряхнул руки от алкоголя. Стакан закатился под сиденье.

— Извините, — раздалось из интеркома. — Ребенок выбежал на дорогу.

* * *

— Все к западному Барьеру, — услышала Юдита в наушнике. — Остаются семерки!

Ее номер не заканчивался на семерку, поэтому она побежала с другими по асфальтированному спуску вокруг группы высоких елей, через газон между стелющимся можжевельником. Два лимузина стояли здесь без какой-либо видимой причины, но если бы они захотели тронуться, то пришлось бы сбить несколько человек. Толпа напирала на свободно расставленные ограждения. Это странно, потому что между ними было место, чтобы пройти. Ограждения были небольшими, установленными через определенные промежутки, однако лишь несколько отважных пересекли невидимую границу. Между стоящими лимузинами крутилось несколько случайных личностей. Полное нарушение процедур безопасности. Убрать их? Не было приказа.

Это ситуация, где достаточно будет искры, чтобы началась цепная реакция. Хватит нескольких человек, которые перевернут первое ограждение, и тогда двинется лавина.

Юдита слышала требование вызвать подкрепление. Она знала, что полицейских слишком мало. Даже в пять раз больше было бы мало. Но чтобы удержать ограждения, не нужна сотня людей. Достаточно одного хорошего спикера, который убедит толпу, что не стоит их пересекать.

* * *

Охранник пытался протиснуться через последние ряды, отделявшие его от ограждения. Он оттягивал и отпихивал людей, словно они были безвольными мешками, но вынужден был остановиться, когда увидел бегущих в эту сторону полицейских.

— Просрали мы это дело, — сказал он. — Господи, просрали…

Марыся стояла в нескольких сантиметрах от капота черного лимузина. Вокруг кишели полицейские в синей униформе. Толпа лютовала. Лозунги скандировались и звучали четко.

— Уходим отсюда, — он схватил опекуншу под локоть и потянул. — Мы просрали дело. Не оглядывайся, идем.

Она позволила себя тянуть, но потом вырвалась и полезла в сумку за коммуникатором.

— ТС от шефа! — крикнула она. — У нас есть… разрешение вернуть Марысю.

Охранник остановился и провел ладонью по лицу.

— Отследи его.

— Слишком много людей. Сигнал его чипа…

— Делай, что говорю!

Она вздрогнула и дотронулась до экрана коммуникатора.

— Он где-то там, — она указала направление. — Каких-то пятьдесят метров. И что это сейчас даст?

— Послушай. Мы передали ее отцу. Ты отследила его и отпустила соплячку с пятнадцати метров, чтобы он нас не заметил.

— Но ведь…

— Ты меня не слушаешь. Мы отпустили ее, а она, вместо того чтобы бежать к отцу, побежала к матери. Матери тут не должно было быть, поэтому это не наша вина.

— Мы не можем обмануть шефа, — запротестовала она. — Даже не хочу думать, что будет, если он узнает.

— Если ты ему не скажешь, то не узнает. Не моя, сука, вина, что он отправил нас с ребенком в центр этого дерьма!

* * *

— Почему мы не едем? — спросил через интерком Крушевский. За окном он видел бегущих полицейских, но проезд казался свободным.

— Тут малая стоит перед машиной, — сказал водитель. — Перепугалась. Слишком узко, чтобы ее объехать.

— Ждем еще две секунды, и я ее перенесу, — сказал охранник.

— У меня есть идея получше. Я это сделаю.

— Не советую. С другой стороны улицы идет демонстрация.

— Толпа в двадцати метрах, — Крушевский отпустил кнопку интеркома и подмигнул Элизе. — Пора восстанавливать репутацию.

Он нажал на кнопку блокировки дверей, и шум тысячи глоток, скандирующих что-то непонятное, залетел внутрь. Он вышел и обошел лимузин. Тут же открылась дверь охранника.

— Все в порядке, малышка? — Крушевский присел и убрал волосы с ее перепуганного личика.

Девочка смотрела на хромированную решетку радиатора в нескольких сантиметрах от ее лица.

— Предлагаю вам поторопиться, — сказал охранник.

— Я тебя отнесу, — Крушевский улыбнулся девочке. — Ты не должна так стоять. Ну, давай…

Он взял девочку под мышки и понес. Лишь сейчас он понял, что кричит толпа.

Люди скандировали: Кру-шев-ский пе-до-фил!

* * *

Ренату не волновали ни бегущие рядом полицейские, ни все громче голосящая демонстрация. Где-то сбоку мужчина в темном костюме поднял стоящего перед лимузином ребенка. Ребенок… Мария! Он держал Марию! Похититель!