Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы еще немного поболтали о прежних временах, а потом лейтенант Морган решил, что ему пора идти.
- Я занесу это в журнал в графу под буквой… как вы эти листки называете?
- Натюрморты, - сказала Мона.
- Отлично. Значит, под буквой Я. До свидания и удачи вам в вашем писательстве! Если что случится, где меня найти, вы знаете.
Мы пожали друг другу руки, и я мягко притворил за ним дверь.
- Уф! - выдохнул я, плюхаясь в кресло.
- В следующий раз, если кто-нибудь будет меня спрашивать, - сказала Мона, запомни, что «натюрморты» пишу я. Хорошо, что я пришла вовремя. Ты этот народ не знаешь.
- Но я вроде бы справился, - возразил я.
- Никогда не говори правду полицейским.
- Все зависит от обстоятельств. Есть полицейские и полицейские.
- Нет! Им доверять нельзя! - отрезала Мона. - Быть с ними приличным - себе дороже. Хорошо, что не было О'Мары. Он еще глупее тебя.»
- Разрази меня Бог, я не понимаю, чем ты недовольна?
- Только без толку потратили на него время. И не надо было предлагать ему выпивку.
- Слушай, а ты не слишком, а? Что, полицейские, по-твоему, не люди? Не все они скоты.
- Хватило бы у них ума, так не пошли бы в полицию. Нет среди них приличных.
- Хорошо! Давай с этим покончим!
- Это ты думаешь, что на этом все кончилось, - он ведь так мило с тобой беседовал. Это их особые методы. И мы на заметку уже попали. Оглянуться не успеем, как нас отсюда турнут.
- Да брось ты!
- Еще убедишься… Свинья, он почти прикончил бутылку!
Другой тревожный случай произошел несколько дней спустя. Последние несколько недель я посещал дантиста по имени Док Забриски, с которым познакомился через Артура Реймонда. В его приемной можно было просидеть несколько лет. Как врач Забриски придерживался принципа «хорошенького понемногу». А на самом деле был большой любитель поговорить. Ты сидел у него в кресле с открытым ртом и адски свербящей челюстью, а он в это время занимался твоими ушами - набивал их своей болтовней. Брат Забриски, Борис, трудился в соседней каморке: он мастерил мосты и коронки. Оба брата были заядлыми шахматистами, и зачастую, прежде чем удавалось починить челюсть, приходилось сыграть с ними партию.
Среди многого прочего Док Забриски обожал бокс и борьбу. Он посещал все сколько-нибудь значительные матчи и встречи. Как и многие другие интеллигентные евреи, он был без ума от музыки и литературы. Но самое замечательное его качество - он никогда не наседал на вас, требуя платы. И был особенно доброжелателен к людям искусства, к ним он питал явную слабость.
Однажды я принес ему только что законченную рукопись. Это было что-то вроде оды: в самом возвышенном стиле я славил маленького Геркулеса той эпохи - знаменитого Джима Лондоса. Забриски запоем читал мою писанину, а я с широко разинутым ртом сидел в кресле, безумно страдая от боли. Забриски пришел от статьи в восторг: он, естественно, тут же должен был показать ее брату Борису, а потом принялся названивать Артуру Реймонду.
Я не знал, что вы умеете так писать, - повторял он. А затем дал понять, что не прочь познакомиться поближе. - Может, нам собраться как-нибудь вечерком и поговорить за жизнь?
Мы назначили дату и договорились встретиться в кафе «Ройал» после ужина. Пришли Артур Реймонд, Кронский и О'Мара. Скоро к нам присоединились друзья Забриски. Мы уже собирались продолжить встречу в румынском ресторане, стоявшем чуть дальше на той же улице, когда к нашему столу подошел бородатый старик, торгующий спичками и шнурка-ми. Не знаю, что на меня нашло, но, прежде чем я успел спохватиться, я уже вовсю насмехался над беднягой, бомбардируя его вопросами, на которые тот не мог ответить, стал тщательно осматривать его шнурки, сунул ему в зубы мою сигару - вообще вел себя как хам и отъявленный идиот. На меня смотрели с изумлением, которое понемногу сменялось явным неодобрением. Старика я довел до слез. Я попробовал отшутиться, говоря, что у него наверняка в старом саквояже припрятаны миллионы. Однако шутку мою встретили гробовым молчанием. Неожиданно О'Мара схватил меня под руку.
- Пошли отсюда, - сквозь зубы сказал он, - не строй из себя дурака! Он повернулся к другим и объяснил, что я, должно, быть, порядком наклюкался, он немного прогуляется со мной по свежему воздуху. Выходя, он сунул старику в лапу немного денег. А тот погрозил мне кулаком и выругался.
Мы подходили к углу квартала, когда вплотную столкнулись с Шелдоном - с Сумасшедшим Шелдоном.
- Мистер Миллер!- заорал он, протягивая ко мне обе руки и улыбаясь двумя рядами золотых зубов. - Мистер О'Мара!- Будто обрел братьев, которых искал всю жизнь.
Мы взяли его под руки с обеих сторон и двинулись к реке. От радости Шелдон пускал пузыри. Он доверительно сообщил, что искал меня по всему городу. Сейчас он процветает. У него контора неподалеку от дому.
- А чем занимаетесь вы, мистер Миллер?
Я сказал, что пишу книгу.
Услышав мои слова, он высвободился и, сложив руки на груди, встал напротив. На лице его играло до нелепости серьезное выражение, глаза почти закрыты, губы поджаты. В любой момент, подобно пару, вырывающемуся сквозь сжатые губы, мог раздаться его неповторимый свисток.
- Мистер Миллер, - медленно и нравоучительно начал он, как бы призывая весь мир прислушаться к
тому, о чем сейчас поведает. - Я всегда хотел, чтобы вы написали книгу. Шелдон понимает, да, да, Шелдон понимает. - Он говорил с присвистом, выпятив нижнюю губу, в яростном одобрении мотая головой взад и вперед.
- Он пишет о Клондайке, - сказал О'Мара, всегда готовый довести Шелдона до белого каления.
- Нет, нет, - сказал Шелдон, фиксируя нас взглядом, хитровато улыбаясь и водя указательным пальцем у нас под носом. - Мистер Миллер пишет великую книгу. Шелдон знает. - Неожиданно он схватил нас за запястья, а потом, разжав хватку, приложил палец к губам. Ш-ш-ш! - Он оглянулся, как бы проверяя, не слышит ли его кто-нибудь еще, а затем стал пятиться, все так же подняв кверху палец. Палец метрономом покачивался из стороны в сторону. - Подождите,- шептал он, - я знаю одно место… Ш-ш-ш!
- Нам надо пройтись, - бесцеремонно сказал О'Мара, отодвигая его в сторону и волоча меня за собой. - Он пьян, ты разве не видишь?
Шелдон пришел в неподдельный ужас.
- О нет! - закричал он. - Нет, только не мистер Миллер!- Он нагнулся, заглядывая мне в лицо. - Нет, - повторил он, - мистер Миллер напиться никак не может. - Теперь он вынужденно семенил на полусогнутых ногах, по-прежнему мотая перед собой пальцем. О'Мара шел все быстрее и быстрее. Наконец Шелдон остановился и застыл как столб, пропустив нас вперед на порядочное расстояние. Он неподвижно стоял, сложив на груди руки. Затем столь же неожиданно побежал.
- Осторожнее! - прошептал он, догнав нас. - Тут повсюду поляки. Ш-ш-ш! - О'Мара рассмеялся ему в лицо. - Не смейтесь! - попросил Шелдон.