Четвертый…

Четвертого прикончил ланиста – не забыл, как людей убивать, хотя и отяжелел, путешествуя в спальной повозке.

Над трупом пятого навис темнокожий Геркулес.

Последний, шестой, кинулся к Приску, ударил мечом – трибун легко отвел клинок нападавшего в сторону. Но фальшивый стражник оказался почти вплотную. Двор залит светом костра, так что приметить на поясе Приска кинжал – дело нехитрое. Разбойник хватает рукоять, клинок вон из ножен и военному трибуну в грудь. А тот даже не пошатнулся. Что, удивлен? «Стражник» замешкался и посему получил удар кулаком в основание носа снизу вверх – так, что хрустнули кости, вминаясь, уходя под лобные дуги, парень замертво рухнул на плитки двора. Приск спешно нагнулся и вырвал из пальцев убитого фальшивый кинжал. Вновь вложил в ножны, где вез похищенный свиток. Огляделся. Кажется, ланиста смотрел на трибуна с изумлением.

Смотрел – потому как возникла передышка – разбойников во дворе не осталось.

– Зачем тебе оружие, которое не убивает? – подивился Вибий.

– Иногда от него несомненная польза, – отозвался Приск. – Зажечь факелы! – приказал трибун.

Оставив часть отряда во главе с ланистой охранять двор, с остальными поспешил внутрь дома.

В атрии первым делом бросился в глаза взломанный денежный сундук – и подле сундука два тела. Один, судя по одежде, сам хозяин, второй – слуга, из тех, что преданны господину до последнего вздоха. В этот вечер парень подтвердил свою преданность напрямую. Его пронзили трижды, прежде чем он упал и оставил хозяина без защиты.

Занавес, отделявший таблиний от перистиля, валялся сорванный. Но в саду, похоже, никого не было. Звуки доносились откуда-то сбоку. В одной из комнат, выходящей окнами в перистиль, явно кто-то остался. А вот кто, пока непонятно – родня хозяина, слуги или разбойники. Следовало этот вопрос разъяснить.

Приск сделал знак своим вести себя тихо и рванул на голоса. Оказался в большом триклинии на несколько столов – для пиров и торжественных увеселений. В этот час столовую освещали множество масляных ламп, так что воздух, несмотря на открытое в садик окно, был сизым от дыма. И трапеза – в самом разгаре. На столе – кубки, кубки и кубки, что-то недоеденное, явно жареное или недожаренное – из разрезанной туши на пол капала кровь. На полу – полно огрызков, объедков, пролитого вина.

«Не поскользнуться бы», – мелькнула мысль.

А на ложах, покрытых драгоценными тканями, в грудах подушек командир «стражников» развлекался сразу с двумя женщинами. Одна из них лежала неподвижно лицом в подушки, второй красотке загорелый сириец сдавливал пальцами щеки и требовал:

– Бери за щеку, сука! Кому говорю!

Приск просто шагнул вперед и ударил под лопатку в загорелую спину. Кажется, никогда прежде он не убивал противника так. Но этот парень и не заслуживал иного удара. Клинок прошел насквозь. Приск выдернул меч, и сириец, заливая женщину кровью, рухнул, подминая красотку. Женщина запоздало завизжала и принялась сталкивать рухнувшее тело. Приск перепрыгнул через парочку – мертвеца и визжащую женщину – и вскочил на широкое обеденное ложе[62]. Прыжок на другое ложе – к командиру разбойного отряда. Тот успел приподняться, но и только. Приск нанес удар сверху вниз, каким гладиаторы отправляют к Стиксу побежденных. Выдернул меч, и разбойник грохнулся на заставленный стол. Увлекая за собой кубки, объедки, тарелки, сполз на пол.

Третий участник «пиршества», видя, что к двери уже не прорваться, подхватил свой меч и ринулся в окно – благо деревянной решетки в проеме не было. Марк Афраний и один из гладиаторов тут же прыгнули следом.

– Куда! – рявкнул трибун, но парень уже исчез во дворе.

Приск поднял обеденную салфетку, вытер кровь с клинка.

Девчонка лет тринадцати, которую насиловал главарь, совершенно голая, перемазанная в крови, тихонько сползла с ложа и на четвереньках уковыляла подальше в угол. Вторая женщина наконец выбралась из-под тела сирийца, подбежала к девочке, обняла ее, и обе завыли. Скорее всего, это были хозяйка и ее дочь. Третья – стройная смуглая красотка, от которой ее партнер так невежливо сбежал, поднялась, схватила кувшин вина и сделала глоток прямо из горла, проливая капли на темные задорно торчащие грудки.

Оторвавшись от горлышка, она окинула трибуна дерзким взглядом.

– А ты кто, красавчик? – спросила Приска без тени испуга.

Похоже, все происшедшее ее только развлекло, и ни плакать, ни причитать она не собиралась.

– Военный трибун Гай Осторий Приск, – отрекомендовался тот.

– Приляг, сладкий мой… – Смуглая красавица кивнула в сторону ложа.

– Пожалуй, есть дела поважнее, – заметил Приск.

Оставалось самое сложное – обыскать дом и выкурить грабителей из комнат. А предаваться любовным утехам наскоро, вот так – это развлечение для новобранцев. Приск лишь тронул по-прежнему лежащую лицом вниз женщину, но та не шевелилась.

– Эта дура слишком сильно сопротивлялась… – хмыкнула смуглянка. – Вот ее малость и придавили.

– Где остальные разбойнички? – спросил Приск.

– Кто где… сокровища ищут, вино и баб.

– Придется прочесать весь дом.

– Ну так закончи свои дела и возвращайся, – предложила смуглая красотка и попинала ножкой застывшего на полу командира «стражников». – Хороший удар! – Она усмехнулась одобряюще.

В коридоре подле кухни Приск столкнулся с парнем, что волок охапку тряпья, внутри тканей что-то позвякивало. Увидев человека в красной военной тунике, парень мигом сообразил, в чем дело, швырнул награбленное на пол и завопил:

– Я всего лишь раб… раб господина… Помилуй… я помочь хотел, прятать нес…

Неуклюжая ложь не могла никого обмануть, да парень на это и не надеялся, для него сейчас главное – не схлопотать удар клинка в живот, а уж после, когда запал драки пройдет, никто его резать не станет.

Приск ударил, но не острием, а плашмя по голове, и парень повалился ему в ноги.

– Связать, – приказал трибун подоспевшему следом атлету.

– Чем?

– Да хоть этими тряпками… – Приск пнул груду награбленного, и под тканью опять зазвенело. – Потом оттащи во двор в подарок ланисте. Полагаю, все, кого мы захватим живьем, скоро окажутся на арене…

– Обожаю амфитеатр Цезаря в Антиохии, – сообщил атлет.

Приск выбрался в перистиль. Геркулес, темнокожий здоровяк, которого вооружил ланиста, волочил куда-то мертвое тело.

– Брось эту падаль и за мной!

Геркулес что-то проворчал рассерженное, но повиновался.

На кухне сбились в кучу старые рабы и рабыни – из тех, на кого разбойники не польстились, да еще несколько малолеток – мальчики и две девочки пяти-шести лет. Верно, из детей прислуги. А может, и не только – вон та девчонка в дорогой тунике явно не на кухне живет, мордочка чистенькая, ручки ухоженные.