— Могу ли я надеяться, что это место никем не будет занято? — спросила Лариса, развернувшись у порога.

— Можете, можете. — Начальница махнула рукой, подумав про себя: «Чудачка». Мало кто хочет работать в деревне. Только местные жители…

— До свидания, — как птичка, выпорхнула Лариса из кабинета и подошла к секретарю в приемной: — Меня берут учителем в школу, — радостно сообщила она ей. Секретарь почему-то не разделила ее восторга.

— Правда? И что вы хотите от меня?

— Очень немногого, — пошутила женщина. — Запишите мои данные, и я буду ждать вашего звонка.

Жердеобразную секретаршу не смутили сбивчивые речи. Она все понимала с полуслова.

— В какую школу? Кем?

— Учителем истории в Терновку.

— Скажите, пожалуйста, ваш адрес и телефоны.

Красовская добросовестно назвала все свои данные, следя за тем, чтобы секретарь записала все правильно, но девушка не ошиблась.

— Готово. Вам обязательно позвонят.

Лариса попрощалась с секретарем и вышла на улицу. Ее душа пела, и, казалось, ее удаче радуется все: и голуби, чинно расхаживающие по набережной, и дети, бросавшие камешки в серую воду реки, и случайные прохожие. Красовская почти бегом дошла до дома профессора с надеждой, что ученый с мировым именем уже раскрыл тайну древнего пергамента. Зенин встретил ее приветливо. От его чуткого взгляда не ускользнуло ее настроение.

— У тебя радость, Ларочка? — поинтересовался старик, улыбаясь.

— Да, да, да, — призналась женщина. — Подумайте только, меня взяли в школу. В августе я выйду на работу.

Профессор почесал за ухом.

— Что ж, рад за тебя, раз тебе этого хотелось. Не пожалеешь? Сейчас детки не сахар. Правда, очень продвинутые, но продвинутость не мешает им игнорировать учебу. Даже мне трудно порой заинтересовать студентов, хотя я читаю им тот же материал, который читал вашему курсу. Помнишь, как вы меня слушали?

Лариса кивнула:

— Еще бы. А потом, после лекции, окружали вас и задавали вопросы. Боже мой, как все было интересно! — Она закатила глаза. — Ваши лекции походили на сказку. Мы все стремились писать у вас курсовые и дипломные.

Зенин наклонил голову:

— Да, вспоминаю, как ты плакала и упрашивала меня стать твоим научным руководителем.

— Такое не забудешь, — рассмеялась Красовская. — Я решила быть умнее всех и подкараулила вас возле дома. Вот вы тогда рассердились!

— Но все-таки оценил твою настойчивость и взял тебя, — сказал профессор и дотронулся до ее плеча. — По правде говоря, я рад, что талантливый человек вернулся к своему любимому предмету. Может быть, потом напишем диссертацию?

— Неужели это возможно в моем-то возрасте? — Женщина скрестила руки на груди.

— Возможно, возможно, — закивал Зенин и сделал нетерпеливый жест. — Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Я поработал с частью твоего документа. Кое-что удалось выяснить.

Лариса покраснела от волнения:

— Правда?

— Это весьма интересно. — Александр Борисович потоптался на месте и бросил взгляд на электрический чайник, стоявший на столе. — Хочешь чайку?

— Хочу, — призналась Лариса, жадно поглядывая на вазочку с шоколадными конфетами в ярких обертках. — За чаем и беседа лучше пойдет.

— Это точно. — Зенин плеснул заварку в большую фарфоровую кружку. Красовская знала, что он терпеть не мог пакетики, считая, что вместо чая туда кладут труху, не имеющую с древним напитком ничего общего. Вот почему профессор всегда заваривал чай сам, и студенты часто дарили ему заварные чайники, которые он ставил на верхнюю полку кухонного шкафа. Сегодня он выбрал пузатого слоника с носиком-хоботом, прекрасно смотревшегося на фоне сервиза.

— Садись и угощайся. — Он придвинул к ней вазочку с конфетами. — Помню, ты всегда была сладкоежкой.

— И осталась. — Лариса не заставила себя упрашивать и взяла свою любимую конфету — «Мишку на Севере». — Значит, вы говорите, документ действительно интересный?

— Весьма, — подтвердил старик. — Только, видишь ли, когда я начал читать этот документ, полностью уверенный в том, что уж чем-чем, а древнегреческим я владею в совершенстве, хотя это и мертвый язык, то столкнулся с трудностями.

Лариса подняла тонкие брови:

— Вы столкнулись с трудностями? Но это невероятно.

— Очень даже вероятно, — ухмыльнулся профессор. — Не могу же я знать все. Впрочем, сначала я так и подумал, потому что выходило, что на пергаменте просто набор бессмысленных, совершенно ничего не значащих слов. Я не поленился и полез в словарь древнегреческого языка, хотя давно не делал это. И словарь, представь себе, ничуть мне не помог. Такие слова я там не нашел.

— Что же это значит? — удивилась Красовская.

— Сначала я растерялся и хотел сдаться, но потом, поразмыслив, пришел к одному интересному выводу. — Зенин лукаво посмотрел на собеседницу, прищурив правый глаз. — Да ты пей чай, информация от тебя никуда не уйдет.

Женщина устроилась поудобнее и надкусила любимую конфету. Вся ее поза выражала нетерпение.

— Ну, не томите, рассказывайте скорее!

— Что ты помнишь о Митридате? — поинтересовался Александр Борисович, накладывая сахар в чашку. — Если, конечно, что-то помнишь… с тех пор, как ты грызла гранит науки, много воды утекло.

Лариса наморщила лоб:

— Вы правы, помню действительно немного. Он был царем Понтийским, правда, прежде чем им стать, ему пришлось бороться за власть с собственной матерью. Однако Митридат победил и правил довольно долгое время.

— Так, так, верно, — кивнул профессор.

— Еще я помню легенду о его смерти, — призналась женщина. — Митридат долгое время принимал понемногу яд, боясь отравления, и в конце концов сделался неуязвим для яда. Когда же его все предали, он решил покончить жизнь самоубийством, но яд оказался бессилен. И тогда Митридат попросил своего слугу проткнуть его мечом. Это произошло в Пантикапее — так называлась современная Керчь, — и теперь гора в этом городе носит его имя. Студентами мы ездили туда на раскопки.

— Все верно, — согласился с ней старик. — И тем не менее ты пропустила главное. Митридат был сказочно богат. Говорили, что он казнил врагов очень оригинальным способом — заливал им в горло расплавленное золото.

Лариса поморщилась:

— Брр… Страшно себе представить…

— Митридат не гнушался никакими методами, чтобы прийти к власти и истребить врагов, — продолжал Зенин. — По его приказу была убита мать. Тут, правда, мнения расходятся, но сути это не меняет. Правда, в данном случае его осудить трудно. Лаодика, первая красавица царства, которую, кстати говоря, безумно любил муж, отец Митридата, и делал все, что она хотела, сама собиралась, избавившись от мужа, отправить на небеса и сына. В то время родственные чувства были как-то слабо развиты… И если бы не бегство Митридата в Армению (так считают ученые, но доподлинно неизвестно, где скрывался мальчик семь лет), план Лаодики воплотился бы в жизнь, тем более за ней стояли могущественные люди. Но молодому царевичу тоже удалось сколотить свою группировку, которая и помогла ему взойти на трон. — Александр Борисович дернул плечом. — Хорошо это или плохо? Трудно сказать. Но я считаю, скорее хорошо, чем плохо. Митридат Евпатор стал мудрым правителем, не равнодушным, кстати, к чаяниям простого народа. Он мог одеться простым крестьянином и обойти полстраны, интересуясь, как живут люди и чего им не хватает. А уж каким он был воином, как держался в седле! — Зенин закатил глаза. — Тут ему равных не было. Вот почему он значительно расширил Понтийское царство. — Старик поднял вверх большой палец. — И при этом нельзя забывать о его необыкновенной образованности. Вот я в совершенстве владею тремя языками и страшно горжусь этим. Митридат же знал двадцать восемь. А сколько знаешь ты?