– Раз он так говорит, давай подождем его снаружи, – попросила Любава. Златовласка поворчала, но согласилась.

Оставшись один, Владимир залихватски написал несколько строк. Но поскольку от уровня творчества зависела его судьба, решил критически прочитать написанное. Ой-ой-ой! За подобный «шедевр» ему не только пятки поджарят, а живьем на костре сожгут.

Надо попробовать еще раз… Совсем плохо.

Время летело так стремительно, словно кто-то его специально подгонял. Глобальные мысли так и не рождались; вместо них получалось что-то маленькое и невзрачное. Доходя до бумаги, оно еще более серело, превращаясь в такого уродца, что невольно хотелось плеваться.

Это его конец!..»

Пантелеев изумленно впился глазами в строчки. Он узнал свою историю. Тот, кто реально написал сказку, точно издевался над бездарностью Максима. Даже читать расхотелось! Но… некая Аида Шульц уже позвонила, а Юлия ждет роли.

Остается вздохнуть и продолжить… Кстати, как герой вышел из положения?

«…И тут он вспомнил о неизвестном английском поэте, сонеты которого ему недавно прислали. Он запомнил там одно посвящение. Попробовал воспроизвести его. Вот то, что нужно!

И он быстро написал на листке:

“Ее глаза на звезды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щек.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали” (В. Шекспир. Сонет 130. – Прим. авт.).

Владимир окликнул сестер. Те тут же явились и стали его первыми слушателями. Требовался вердикт. Незадачливый «поэт» попросил не судить его строго.

Девушки некоторое время молчали. Потом в один голос заявили:

– Шедеврально!

– Только у Синеглазки не черные волосы, а русые, – спохватилась Златовласка.

– Давайте поменяем одно слово, – предложила Любава. – И русой проволокой вьется прядь.

– Русой проволоки не бывает, – заявила сестра. – Пусть поэт подумает над этой строчкой.

«Хорошо сказано, – выругался про себя Владимир. – Именно эта строчка может все испортить».

– Подобные откровения к поэту приходят только раз, – заявил он. – Следующих придется ждать очень долго.

– Придется подождать, – пожала плечами Златовласка.

– Что, если не успеем?..

– Сестра, – вмешалась Любава. – Какие точно у Синеглазки волосы?

– Русые.

– Не русые, а темно-русые. В нашем деле один тон значения не сыграет.

– Пожалуй, – согласилась Златовласка. – Поэта пока освободим, но будет он под нашим постоянным присмотром.

Любава вышла из хижины последней. Она успела шепнуть пленнику:

– Сделала для тебя все, что смогла.

Это были два дня кошмара. Умеющий выбираться из любых передряг, Владимир почувствовал: здесь это не удастся. Столько охраны вокруг! Если он и мог выйти из хижины, то лишь в присутствии конвоира, которая провожала его даже по нужде. Одно неуклюжее движение – и на царевича был наставлен арбалет. О чем-то беседовать с ней было бессмысленно и опасно. Поэтому он предпочитал молчать.

Хорошо, что за эти два дня он не видел злобной красавицы с рыжими волосами. Насколько же сестры разнятся между собой внутренне. Любава ему сильно нравилась. Повстречай он ее не в царстве Амазонок, а любом другом месте, наверняка бы посватался.

Однако было за эти два дня и счастливое событие – встреча с Бураном. Как они оба радовались, хотя их разделяла перегородка. Владимир говорил ему ласковые слова, а Буран фыркал и фыркал…

Но вот сестры возвратились со дня рождения Синеглазки. Впервые Владимир услышал от рыжеволосой ведьмы скупую похвалу в свой адрес. Вечером того же дня случилось неожиданное.

Златовласка пришла к нему в хижину и напрямик спросила:

– Хочешь выйти отсюда?

– У вас хорошо, но дома лучше, – дипломатично ответил Владимир.

– Выполнишь одну мою просьбу – помогу. И даже провожу до границы царства.

– Что я должен сделать?

– На мечах сражаешься?

– У себя был одним из лучших.

– Не трепись почем зря. Покажешь мне свое искусство.

– Покажу. Только зачем?

– Через три дня у нас состязание. Мы переоденем тебя женщиной, выйдешь против Синеглазки и победишь ее.

– И она согласится со мной сразиться?

– Уже пустили слух, что к нам из одной восточной страны приезжает боец, равной которой нет в мире. Синеглазка заинтересовалась.

– Зачем это тебе надо? – повторил Владимир.

– Раз прошу, значит надо, – отрезала Златовласка.

Однако царевич почувствовал, что в его руках появляется козырь. Поэтому не спешил с ответом.

– Право, не знаю…

– Я не просто помогу тебе уйти, – продолжала соблазнять его рыжеволосая ведьма. – Но еще дам на дорогу молодильных яблок и живой воды.

Стараясь не выдать волнения, Владимир лениво произнес:

– А зачем они мне?

– Как зачем?! Именно благодаря этим яблокам мы живем гораздо дольше обычных людей. Сорокалетняя женщина у нас выглядит на двадцать.

– Мне бы малость подумать.

– Соглашайся или… извини, в живых тебя не оставлю.

Златовласка произнесла это столь решительно, что сомнений в правоте ее слов не оставалось. Владимир горько вздохнул:

– Согласен.

– Отлично. Сегодня отдыхай, а завтра покажешь, на что ты способен.

Она ушла, оставив Владимира одного. Что-то нехорошее задумала ведьма…

3

Царевич долго не мог уснуть, все ворочался на своем твердом, узком топчане. Когда же веки его, наконец, сомкнулись, над ухом раздался тревожный голос.

– Проснись, Володя!

Это была Любава, которая тут же приложила палец к губам:

– Молчи и слушай! Вздумаешь что спросить, сделай это тихо-тихо. Не дай Бог, услышит сестра.

Итак, она просила тебя, переодевшись женщиной, сразиться с Синеглазкой?

Владимир кивнул, а Любава продолжала: