– Так пошли искать Гену! – с энтузиазмом воскликнул Федор Ильич.

Гуров ничего не ответил и потянулся к телефону.

– Алло! – сказал он через некоторое время в трубку. – Галина Никитична? Рад вас слышать. Что вы говорите?.. Да, разумеется… Вы на редкость проницательны… Конечно же, нам опять понадобилась ваша помощь. Ну, не надо так тяжело вздыхать, а то меня начинают мучить угрызения совести… Да, конечно: когда есть совесть, это хорошо. А дело у меня к вам вот какое. Скажите, вы еще не уволили вашего охранника Гену? Ах, пока только отстранили от работы… Да-да, я понимаю – кадры… А где он сейчас, вы, случайно, не знаете?.. Ну, а найти его можете?.. Да-да, перезвоните… И скажите, чтобы бежал к вам немедленно! Но только не говорите ему, что это мы его разыскиваем. Придумайте что-нибудь. Скажите, к примеру, что ему в связи с увольнением полагаются какие-то выплаты или что-то в этом роде… Что?.. Нет, пока не могу. Тайна следствия. Рад, что вы меня понимаете. Ну, я на вас надеюсь. А когда он у вас появится, то позвоните мне, ладно? Но так, чтобы он не слышал… Вот и ладненько. Буду ждать.

Заведующая перезвонила быстро, через какие-то полчаса.

– Он здесь, – сказала она. – Что мне делать дальше?

– Попросите его подождать, – проговорил Гуров. – Мы будем через пять минут… Ну что, пошли? – глянул он на Федора Ильича. – Значит, так. Я буду общаться с Геной, а ты находись рядом и с важным видом изредка мне поддакивай. А что к чему, поймешь по ходу разговора.

Глава 20

Для беседы с Геной заведующая по просьбе Льва Ивановича выделила отдельный кабинет. В нем Гуров, Федор Ильич и Гена и расположились.

– Обижаешься на меня? – усмехаясь, спросил Гуров у охранника. – Вот, мол, втянул тебя в опасное дело, бросил, так сказать, под танк без гранаты. А только отчего же ты не винишь самого себя, а? Разве это я заставил тебя бегать за водкой старикам и продавать им ее втридорога? А ведь это, Гена, должностное преступление. За такие вещи увольняют с работы со свистом и без выходного пособия. Далее. Разве я тебя не предупреждал, что со старичками нужно обращаться аккуратно, чтобы они тебя не заподозрили? А ты к ним сунулся, как слон в посудную лавку. Вот они тебя и разоблачили… И кто же здесь больше виноват – я или ты?

Гуров умолк, откинулся на спинку стула и стал смотреть на Гену долгим и внимательным взглядом. Охранник был ему понятен, что называется, от начала и до конца, и снаружи, и внутри, и по диагонали, а потому он знал, какие ему слова скажет в дальнейшем и что Гена ответит на эти слова и вообще как себя поведет. То есть если охранник и впрямь был причастен к хранению выкраденных у убитой старухи раритетов, то он обязательно в этом сознается. Поупорствует какое-то время, но сознается.

– Но ты, Гена, не опасайся стариковских угроз, – нарочито серьезным тоном произнес Гуров. – Что старики! Пошумели и забыли. Тебе, Гена, сейчас нужно бояться другого – тюрьмы. Вот чего тебе надо опасаться.

– Э-э… – растерянно проблеял охранник, явно не ожидавший таких слов от Гурова. – Какой тюрьмы… почему? За что?

– За соучастие в убийстве старушки! – наклонившись к самому лицу Гены, шепотом произнес Гуров. – Той самой, которую убили в саду. Вот тут-то ты влип по самое не балуй! За то и ответишь по закону!

– Я не убивал никакой старушки… никого я не убивал! – нервно воскликнул Гена.

– Разве я сказал, что ты ее убил? – совсем иным, на этот раз удивленным тоном спросил Гуров. – Федор Ильич, ты слышал от меня такие слова?

– Нет, – с важным видом ответил Федор Ильич.

– Вот видишь, Гена, ничего такого я не говорил. Я сказал – за соучастие, а не за убийство. Но это без разницы. Что за убийство, что за соучастие – а тюрьма все едино. Так что плохи твои дела, Гена. Можно сказать, совсем никудышные.

– Какое соучастие? – вскинулся охранник. – Выдумываете вы все! Нигде я не участвовал… не соучаствовал!

– Не соучаствовал, говоришь? – Гуров вновь перешел на полушепот. – Может, ты скажешь, что и сверточка никакого не принимал ни от кого на хранение?

Гуров произнес эти слова и понял, что попал прямо в цель. Слова о сверточке Гену потрясли, уничтожили и добили.

– Э-э… А-а… О-о… – проблеял Гена.

– Ты можешь проблеять хоть весь алфавит, включая мягкий и твердый знаки, и все равно это тебе не поможет! – с напором произнес Гуров.

– Точно! – подтвердил Федор Ильич. – Потому что нам все известно!

– Вот именно! – энергично махнул рукой Гуров. – Ну, так где он?

– Пакетик? – с готовностью спросил Гена.

– Да.

– У меня дома… лежит… но я его не открывал и не знаю, что в нем.

– И кто же его тебе дал? – опять навис над Геной Гуров. – Мы, конечно, и без тебя знаем, но надо, чтобы сказал ты. Потому что иначе сядешь за соучастие. А скажешь – будешь всего лишь свидетелем. Ну, так кто же?

– Этот… дед Пыня, – признался Гена. – Сказал, чтобы я его хранил и никому не показывал. И еще – никому не рассказывал. Вот…

– Молодец, Гена! – похвалил Гуров. – А теперь остается последний, самый главный шаг – отдать этот пакет нам. И уж тогда тебя точно не посадят.

– А вдруг он узнает… Пыня? – засомневался Гена. – Ведь он велел, чтобы строго-настрого…

– А мы никому не скажем, – успокоил Гену Гуров.

– А если он захочет его взять… пакетик? Скажет, чтобы я его принес… А его – нет…

– А мы сделаем вот что, – сказал Гуров. – Ты на пару деньков уедешь из города. У тебя есть куда уехать?

– Да, к маме в деревню.

– Вот и отлично. Значит, поезжай к маме в деревню и сиди там не высовываясь. Денька этак два или три. И все будет хорошо.

– А дед Пыня? – в страхе спросил Гена.

– Ну, там-то он тебя не найдет. Откуда ему знать, где ты? А через три денька можешь возвращаться. Уж тогда-то деду Пыне будет не до тебя и не до пакета.

– И тогда меня не посадят? – с надеждой спросил Гена.

– Не посадят! – бодрым голосом подтвердил Гуров. – Ну, так пошли, что ли?

– Это… куда? – не понял Гена.

– Да за пакетом, куда же еще? Мы, значит, пойдем все вместе, и ты его нам отдашь. Понял?

– Понял.

– Вот и славно, – лучезарно улыбнулся Гуров. – Бодрей держись, Гена! Выше нос! Только вот что… Не вздумай от