— Теперь-то, что от меня нужно?

Я догадываюсь, но пусть он вслух произнесет.

— Петкович очень полезный боец, — говорит Ермес. — Клауфил, преданный государственной власти… что ты хмыкаешь? Да, она предана Госпрому и мне, — Ермес придвигается ближе. — Мне лично. Но за Пашку! Я ее уничтожу. Хочешь, вам с Анной отдам? Она поплатится. Но это позже, сейчас она нужна. У нас впереди сложные времена.

Это война у вас называется «сложные времена»?! Или атака опеки на Госпром? Скорее всего, второе, что им война? Скажу тебе так:

— У моих любимых англосаксов был один мифический герой. Доктор Уотсон его звали. Он говорил: «можно украсть миллион, отравить богатого дядюшку из-за наследства, но как понять высокопоставленного негодяя, который из глупой спеси толкает свой народ к войне?».

Зампред Олимбаев долго смотрит на меня, мысленно сопоставляя факты. Наконец говорит:

— У коллег из опеки говно в жопе не держится. Я так понимаю, ты многое знаешь. И готов нас презирать, а консьержей считать спасителями отечества, или кем? Госпром — бесчеловечные злодеи, людоеды, а эти — за мир. Так ты думаешь?

— Это из ряда вон! Подрыв, провокация. Убить тысячи своих, чтобы руки развязать и убить еще больше чужих. У меня в голове не укладывается. Это людоедство бесконечное, ужас бредовый.

Ермес распечатал и бросил в рот никотиновую жвачку.

— Агрессивное нападение, — продолжаю я. — Садизм необъяснимый к мирным людям. Зачем?! Вернуть бывшую колонию — ох, как нужно! Повысить лояльность сервитов, но куда больше? И Вжика вы убили… да-да, вы, ваша кодла! Убили из-за греческой бомбы. Явно не по туману рукотворному, это пустяк, внимания не стоящий. Ё! — я вдруг понял. — Так это приглашение чедрских спортсменов — для этого! Обвинить! Ну, это вообще, алгоритмы фашистские.

Ермес поработал челюстями и выплюнул резинку в руку.

— Насчет мирных людей, Алек. Не все так однозначно, ты многого не знаешь. Наши СМИ фильтруют новости, особенно международные. Ты думаешь, раскрыл вселенский заговор, а по сути… Кто-то знает, что в Совете старейшин Чедры порфириане теряют позиции? Там, да будет тебе известно, милитаристское крыло вполне успешно рвется к власти. Известно ли, что чедры заключили военный союз с Америкой? Нет. А их атташе уже год сидит в Монтевидео и, как проклятый, скупает оружие. Против кого?

— Для защиты…

— Знаешь, ты! Миротворец, знаешь, что в приграничье только за последнюю декаду убили пять человек, в том числе двенадцатилетнюю девочку. Убили, чтобы отрезать руку и вытащить чипы. У меня в сейфе во такая пачка снимков, где трупы с отрубленными руками. Сто пятнадцать чипов отключены! Кто это делает? Чедры. А рохли типа тебя умиляются: ах, великая степь, ах, единство с природой, не нужно их трогать, Чедра — не враг. Нет, Алек, враг. Цивилизационный, непримиримый враг. Я в этом убежден.

— Я не убежден. Не верю вам, Ермес. Слишком много, долго-долго врали нам… Да даже если и было подобное, затея с бомбой…

Ермес опустил голову и чуть гнусаво произнес:

— Это не мое. Голосовал против. С перевесом в два голоса акцию утвердили.

Надо же! Голосовали они!

— У вас в элите, я гляжу, и демократия возможна, а нам сервитам — одно послушание.

— Похоже, что так, как бы ни было это расистски. Алек! Какая массам демократия? Вы… они… клауфилы домами враждуют, соседей ненавидят. Массы только вчера гигиену освоили. Их мыться заставили силой государственного принуждения и ничем иным. Демократия — для избранных. Образованных, думающих, сильных и смелых, с критическим складом ума, как ты говоришь, для элиты. Невежественные массы просто не смогут, не потянут такую вещь, как принимать решения. Так что на избранных еще и ответственность. Поэтому элите и доступно несколько больше благ.

Автомобиль, кажется, ездит по кругу. Узнаю родные места. Что тебе сказать, Ермес, на это? Есть рациональное предложение: добавить к многокрылой птице лозунг «Война все спишет» и ворова-аать… «Воруй и властвуй» — тоже клевый слоган для Госпрома.

— Государственный промоушен, — сказал я. — Функционал ваш — мысли народу делать. Отчего такое влияние на политику?

— Информация правит миром. С удовольствием бы с тобой теоретизировал дальше, — Ермес глянул время на трубке. — Но дела. Предложение такое: тебе — статус Корифея, жене — миллиард подписок, сыну — хорошую должность. Пашкиной вдове квартиру я утром распорядился вернуть. Банковский счет всех участвующих лиц умножаем на пять — это приличные деньги. Что еще? Полная безопасность и…

— Стой! Слушай, я отказался от заявления на Петкович.

— Отказался? — он удивился. — Как отказался? Нет, ну это правильно. Верное решение.

— Но ведь у следствия на вашу Жанну материала и без того… четыре шкафа и две полки.

— Это дургие проблемы, — он так и сказал «дургие» вместо «другие».

Одно из негативных последствий компьютеризации — это ущербность устной речи. У-у! Уродская формулировка! Косноязычие, так будет правильно.

— «Четыре шкафа»! Не колотите понты, сожитель! — Ермес снова вынул телефон и стал набивать сообщение.

Я достал свой. СМС от Нормы, пропущенные от Анны. От Кассина сообщение: «Видим у Гапландии машину Олимбаева. Помощь нужна — дай знак».

Так-то, Ермес Тамерланович! Не все так просто, как вы себе придумали.

— Петкович пользу приносит. Если ты про Пашку, — сказал Ермес, убирая телефон. — То, допустим, его убила чедрская разведка. Предположим, твой знакомый Гавриил шею сломал ветерану войны по мотиву кровной мести.

— Какой Гавриил?

— Который с парашютом пролетал. Не хмурься, Алек. Для решения траблов приходится быть в курсе.

— Он-то при чем?

— Спортсмены Чедры совершили нападение. Не взрыв, но убийство нашего сожителя. Так или иначе, у нас не остается выбора, нужно начинать военную операцию. Немного позже, но это мелкие детали.

«Как остановить эту лавину?» — подумал я, а вслух сказал:

— Насчет подписчиков и денег все в силе, я надеюсь? — пусть Госпром думает, что всех купил.

— Завтра дам указание.

— Тогда я пошел?

— Не задерживаю.

Я уже вылезал из машины, когда Ермес грустно произнес:

— Как бы хотелось, Алек, встретиться с тобой в другом контексте! Посидеть… И чтобы Пашка