— Удачи, — бросил я и хлопнул дверцей.

Удачи я ему, конечно, не желаю. Кривое зелье эта власть, как она людей коверкает!

Написал Кассину: «все норм». Уже в квартире получил ответ: «Принято». И следом еще одно, теперь голосовое: «Высоколобые технократы думают, что, если скопировать бумагу нельзя, значит секреты защищены. А то, что можно сфотографировать отражение в зеркале документа, хе-хе! госпромовским мозгам не осилить! Так что, инфа из папочки Кольцова — сам понимаешь. Век помнить буду твоего приятеля. Как говорится на латыни, дура лекс, шов маст го он. Хельмут еще у тебя по соседству, страхует, так что не волнуйся».

Я не волнуюсь. Только шторы в кабинете плотно-наплотно закрыл. Сел к столу и оживил компьютер. Угарно долгий сегодня день. Мудро насыщенный, льет благодать. Как оставить страх на пороге? Как остановить на пороге горе? На экране значок игры, созвучной моим мыслям, игра на реальных событиях, где место действия — разорванный войной Архангельск, когда-то город значимый, теперь объект для археологов и радиационных ботаников.

Такое будет у меня? Зима близко, зима ядерная. Надвигающуюся беду нужно отвернуть. Ничего не могу. Оставим компетентным людям. Кроме! Если есть созидательное зло, значит ждет, стоит на старте что? Разрушительное добро.

Обществу хотят преподнести злодеев-чедров. Ну а мы походим с козырей. Захожу на канал, жму разместить. Заголовок? Нужен броский, сенсационный. «Хуй войне» — система не пропустит. «Шокирующий чедр»? «Интервью с врагом»? Пусть будет «Разговор реальный с чедрским десантником». Предисловие. Пишу: «Популярный некогда блогер по имени Бодрый Ярик писал о степной войне, будто ее вовсе не было. Официоз триумфально кричит о великой победе (хотя, казалось бы! Они здесь не при чем). Послушаем другую сторону о событиях минувших и положении настоящем, о взгляде чедров на наше общество.

И размещаю запись разговора с Гариком.

Да пошло оно все!!!

Здесь же размещаю запись разговора с Павлом. Пусть клауфилы знают о подставных ветеранах!

Я сделал все, что от меня зависит. А теперь спать.

Один коммент моментально пришел. Дабл-ви на двух прямых, иероглиф вольнодумства. Хэштег: «Анафема клауфилам!».

7

Добрая погода постояла два дня и по-английски удалилась. Мыгычка, то есть мелкий дождь, заделал на окне унылый натюрморт в манере живописцев от пуантилизма. Точки, точки, точки на стекле. Печально. Вывернул себя наизнанку и выпарил нутро тяжелым гусеничным утюгом. Глубина души превратилась в мель. А если без пафоса, то очень погано.

После публикации написала Анна: «Не ожидала от тебя… неприятно… Павел мертв и полоскать его нехорошо. По крайней мере мог бы со мной посоветоваться. Как в грязи вывалили. Я пока не знаю, как к этому относится. Но не звони мне». Я, конечно, стал звонить. Первый день она не отвечала, утром второго — тоже, набирал с другого номера — молчок. На сотой почти попытке — алё, говорите. Мужской голос ортодоксального мизантропа, какой-то бесцветный, без намека на радушие.

— Мне бы Анну услышать, — сказал я.

— Кого?

— Сожительницу Смит.

— Она арестована. А вы…

Я бросил трубку. Под стол бросил. Сходил в ванную, умылся холодной водой. Давид в своей комнате верещит — репетирует. Норма в своей — работает, диктует жирным идиоткам инструкции по фитнесу. Зачем так орать? На кухне еще раз умылся, вернулся к себе, давай ходить по кабинету. Думай, думай! А что еще тут придумаешь? Встаю на колени, пластиковый плинтус от стены отклеился, телефон за две минуты нацеплял два слоя пыли. Звоню Анатоличу. Кассин, сука, возьми трубку!

— Крувраги, Алек, как раз тебя вспоминали…

— Значит так, сожитель следователь! — я швырнул гигабайт грозных претензий. Невразумительных, но, видимо, настолько горчичных, что Кассин ласковым тоном меня попросил успокоится и:

— Я выясню, Александр. Мы Кольцову не брали, то есть не задерживали. Я выясню напишу.

Отписался он во время прогулки, я ходил вокруг теслы и пинал по колесам.

Кассин: «Смит-Кольцова задержана Цензурным комитетом. Содержится в их изоляторе, с доступом туда непросто. Попытаюсь, но не уверен. В любом случае это ненадолго. Скоро этой хунте — край».

Я: «Очень прошу, чтоб не мучали. Без пыток! Сделай что-нить».

Эта балбесина смайлик прислала. Весело, че. Арестовали женщину. Обхохочешься.

Задержание Анны не единственный трабл. На паршивом подобии семейного ужина Давид, глядя в салат из моркови, сказал:

— Во дворе говорят, что мой папа — предатель.

— Говорят, в Пекине кур доят, — заржал Борис.

— А что смешного?! — включилась Норма. — «Чедра не хочет войны»! Это надо додуматься такое публиковать! «Великая Победа — не победа»! Как мышка повернулась? Как язык повернулся?!

Она швырнула вилку на стол, вилка покрутилась рулеткой и зубцами указала на меня.

— Кто из нас хоть раз не стал предателем? — произнес Борис с видом глубокомысленного дурака. — Успокойся, мама Норма.

Я почувствовал нежданную поддержку. Норма смешалась, встала, ушла к раковине, чтобы сполоснуть чистую кружку. Дава, не отрывая глаз от лепестка моркови, свисающего с края блюда, просопел:

— Непрестижно мне быть вражеским… этим…

Норма бейсбольным мячом прокрутилась обратно, облокотилась на стол и наклонилась ко мне.

— Ты о детях подумал?! Обо мне ты подумал?! Не посадили — сиди и помалкивай. Так нет же! Выложил!!

— Удалить?! Хочешь? — взорвался я в ответ.

— Хочу! Удаляй! — Норма выдернула телефон из моего нагрудного кармана. — Удаляй!

Я ввел пароль и ошибся. Первый раз такое происходит.

— Не надо удалять, — сказал Борямба. — Это гон. Гонево и тупняк.

— Ты так думаешь? — повернулся я к старшему сыну. И сразу засомневался в своих надеждах. Что может быть толкового в молодежном нонконформизме?

— Я думаю, никогда нельзя от своих слов отказываться.

— Там слова не его! Не его! — выкрикнула Норма.

— Еще техничней. Блядки — гладки.

— Не выражайся, —