решать. И думаю я, а будет ли лучше? Не будет, не будет.

Резонно, подумал я. Совсем непрестижно, если один. Как ее? Диктатура.

— В случае войны ветвей власти… вам, противникам режима — само то. Решали бы свои задачи.

— Мы, — гордо начал Федор. — Чиэс не враги режима. Мы — противники системы. Мы — сторонники свободы. Режим — это мелко, — видно, что Вайс этот спич не раз проговаривал. — Что такое режим? Суньте котенка в стиралку. Там на машинке тоже режимы: хлопок, не хлопок, грубая ткань. Режим полоскание есть, а также режим-отжим. Смена режима не цель вольнодумцев. Выньте котенка, освободите. Если менять, то менять всю систему.

Метафора. И как ты менять собрался, нетопырь? Поджогом фанерного танка, комментом в Сети? Или этим:

— Что означает ваш знак? Буква «М» перевернутая и два раза перечеркнутая?

— Еще называют «иероглиф вольнодумства». Я не знаю, это очень давно, сегодня трактуют по-разному. Нет войне. Зачеркнутый вольфсангел. Короче говоря, значение не помнят. Оберег от сатаны — это технично, да.

— Консерва какая-то, дьявол с копытом.

Федор тихо ответил:

— А может сатана уже не голый черт с рогами. И не разноглазый иностранец. А бесконечный ряд светящихся цифр на мониторе… в темной зале огромадной майнинговой фермы.

— Мгм. И серой там воняет.

Я встал.

— Документы забираю. Ты же не против? О нашей душевной встрече предлагаю забыть. Или, по меньшей мере, молчать. Особенно с мамочкой. Она, как я погляжу, беззаветно предана родине.

— Можно спросить? — Федор оправился, стал растирать затекшие руки. — Что вы собираетесь делать?

— Пока не знаю.

— Если понадобится помощь, мы можем оказать… в безопасных пределах, содействие.

— Вы? Чиэс? Не смеши. Хочешь совет? Валить вам надо. В подполье или в степь.

Федор встал, ноги его подкосились, и он схватился за стол.

— По четвертой авеню постоянно прямо, — сказал он голосом автомобильного навигатора. — Через двести миль погранзастава. Если ее миновать, еще через двести миль начнется Великая Чедра.

— Так близко? — удивился я. — Всегда думали степь — Сеть знает где. Далеко.

— Еще одна патриотическая ложь. Уехать в степь — проще простого.

— За чем же дело стало? Раз противники системы, то вперед.

— Мы хотим, чтобы здесь было свободно. У себя, в своем доме.

— И свободу степную вам подавай, но и доставку жрачки. А также сотовую связь, каналы в интернете, теслы и рестораны, где платят запястными чипами. А! Еще и банковский счет подавай, пожизненный или посмертный. Так не бывает.

— На Западе.

— Лучше всего знают о том, что бывает на Западе те, кто на Западе никак не бывает.

— Иронизируете. А вам самому не хочется покончить с враньем?

— Мне хочется, чтоб от меня отстали. Все. Пока.

Я задержался в дверях.

— Если вдруг, Федор, если вдруг, то я тебя здесь найду? Или уйдешь на дно?

— Приходите. Ножей не надо. Я на вашей стороне.

Как до хрена народу на моей стороне! Так подумалось, когда спускался в лифте. Бумаги еще эти — греческий огонь! Сожгут меня. Расщеплют на частицы.

У консьержей была пересменка, так что я миновал вестибюль без их внимания. Подумал было в «Пирамиду» зайти, пива еще выпить, шары погонять, расслабиться. Решил — не стоит. Двинул к тесле. И у своего автомобиля обнаружил изящно прогуливавшуюся сногсшибательную женскую фигуру. Задница, обтянутая джинсами, талия твердая даже на вид, осанка стройно-спортивная… бритый затылок… я уже видел.

Она развернулась. Это ледянка из Госпрома. Потрясающие глаза! Но что она здесь?

Девушка скользнула ко мне. Обняла. Так показалось, что обняла за шею. Резкий и незаметный удар под кадык, я потерял берега. Сквозь гул в ушах, сквозь дрожь в ногах, чувствую, как меня тащат. Полностью пришел в себя на заднем сиденье машины, рядом спортивная девушка держит в руках мою сумку. Водитель быстро ведет автомобиль, рядом с ним сидит мужчина в камуфляжной куртке. Мелькают дорожные знаки.

— Вы кто? — спросил я. Спустя полминуты длиною в полдня добавил. — Что вам нужно?

Поменялся местами с Федором Вайсом. Только руки мне не связали — куда ты денешься, лошара? Ногти у красавицы покрашены хвойно-зеленым в цвет глаз. Она потрошит мою сумку. А я смотрю на свои руки, беспомощно схватившие коленки, и понимаю, что ногти на мизинце у меня растут быстрее, чем на остальных. Очень своевременное открытие.

— Куда вы меня везете?

В багажнике лопата. По-любому.

Бритая вынула папку, а сумку, не глядя, бросила мне.

— Вас, Шэлтер стало слишком громко, — проурчала она, как кошка воробушку. — Вы в последнее время очень активны.

Я сделал десять медленных вздохов по той басурманской методике.

— А вы кто?

— Уже забыл? — осклабилась девка.

— Вас, герцогиня, забыть невозможно.

Повернулся пассажир с переднего сиденья.

— Если не заткнешься, я тебе ухо отрежу.

Аукнется — откликнется. Федору я обещал пенис нашинковать.

— Зачем размениваться на уши? — тихо сказал я. — Режьте руку по локоть. Чтоб вместе с электроникой.

— Молись, если умеешь, — безразлично предложила лысая леди.

Я не умею. Только если: «идет благодать, поет благодать, льет…».

Вдруг водитель резко выкрутил руль, и я привалился к женщине. Она меня сразу же оттолкнула, прижала к своим коленям папку с бумагами. Пассажир грязно выругался. Я смотрю через плечо шофера, машину подрезает мотоцикл. Тормоз! Я — вперед. Меня за шиворот — назад.

— Сиди, — сказала девка и водиле: Что там?

— Я этому пидору…

— Я сам, — перебил пассажир, отрывая дверцу.

Смотрю в лобовое и вижу, как мотоциклист расстегивает кожаную куртку и достает… Автоматная очередь! По фарам тр-рррд-дд! Пистолет-пулемет, как у спецназа. Пассажир уже со стволом, дергает его, досылая патрон в патронник. У герцогини тоже пистолет в руках, она вываливается из машины, распласталась на асфальте.

Значит, двери разблокированы? Я открываю свою и выползаю. По-пластунски пытаюсь ящерицей юркнуть в любое укрытие. Одиночный выстрел. Второй. Топот. Ор. А я локтями тык-тык-тык… на