А мальчишки-одноклассники Ларисы так и остались пацанами, но девочки из ее класса стали девушками. Они тоже были модными, броскими, слишком суетливыми и громкими. И все торопились догнать своих совсем уже повзрослевших подруг. И только Лариса стояла между ними такая растерянная, хрупкая и робкая в платье, выбранном мамой по своему вкусу, в новых туфлях, которые ей жали. Ее лицо с мелкими, неправильными, милыми чертами было бледным, оно точно не знало косметики.

Но именно лицо Ларисы казалось Игорю самым выразительным из всех. Не похожим ни на одно другое. Он читал в нем бессонную тревогу, постоянный вопрос «Что это?», постоянные поиски главного ответа. И такая нежность, и дыхание на пределе сил. Слишком легкая девочка, ее может унести с поверхности жесткой земли любой ветер.

Игорь раздвинул яркую шеренгу своих поклонниц и положил руку Ларисе на плечо.

— Не волнуйся, все хорошо. Иди со своими в класс, я приду к тебе на перемене.

Его день пролетел весело, шумно, стремительно. Ларису он увидел во дворе школы, когда их всех отпустили раньше с уроков. Сразу понял — что-то случилось. Потом выяснилось, что один мальчишка глупо и жестоко пошутил по поводу внешности Ларисы, а все, кто это слышал, просто очень хотели поржать от праздничного настроения и дури, поддержали, хохотали и развивали тему. Другая девочка-подросток грубо бы их всех поставила на место, могла бы и подраться. Все примерно такой реакции и ждали. А кротость Ларисы, ее наполненные слезами глаза подействовали как возбуждающее средство. Разбудили садизм. Никто не хотел завершать развлечение. Игорь шагнул в круг, не разбираясь, дал кому-то по уху, кого-то оттолкнул ногой, заливающимся смехом девчонкам грозно сказал «брысь» и повел Ларису за руку домой.

В его ладони ее рука трепетала, как птенец. Вдруг над ними загремел гром, небо затопило бурным ливнем улицу, по которой выплывали к своему дому брат и сестра. Лариса поскользнулась в своих неудобных туфлях, Игорь поддержал ее, не дал упасть. Она подняла к нему лицо, умытое дождем. Из глаз, ставших вдруг огромными, до сих пор вылились не все слезы. Их было всего двое на Земле. Или не на Земле. А на никем не открытой планете слез. Сердце Игоря зашлось от жалости и невыносимого родства.

Когда они вошли в квартиру, Лариса закашлялась. Она страдала простудами. Родители были на работе. Игорь заметался. Включил в комнате обогреватель, налил в ванну горячую воду, побежал на кухню ставить чайник. Он часто это делал, когда сестра болела. Но тот день был не такой, как все. Это привычное, постоянное чувство родства разрасталось в груди, мешало дышать, оно становилось все более горячим, все более нестерпимым…

И они очнулись, проснулись от своего сна безумной нежности, которая не ведает, что творит. Они без страха и смущения смотрели на свою святую наготу, на кровавую печать на белой простыне, которая скрепила их новое, теперь для всех преступное родство.

— Ты только не переживай, — сказала Лариса. — Я люблю тебя.

И улыбнулась пленительными, совсем женскими губами.

Они ушли из этого дня другими, но никто о том не догадывался. Больше они не искали возможности вернуть тот миг счастья. Игорь истреблял в себе воспоминание. Он пытался вытеснить его бурными событиями взрослой жизни. Именно с того дня начался его мужской опыт. Он выбирал девушек, которые ему нравились по многим параметрам. Встречался. Была близость. Не все женщины выдерживали этот экзамен. Он понял, что если близости нет до того, то она не возникнет ни во время, ни после. Ему было хорошо с другими женщинами, требовалось просто заглушить, убить в себе то неумолимое родство, то обезумевшее родство, которое тянуло его к сестре. И конечно, ни одна женщина не была похожа на Ларису. Все были грубее, глупее, вульгарнее.

А дома все оставалось по-прежнему. Островок уюта и покоя. И улыбка Ларисы, которая рада просто тому, что он есть на свете, что он приходит домой. Вот от этой улыбки Игорь и бежал в армию. А там ничего не боялся и как будто искал самые тяжелые испытания, самый большой риск. После армии учился, начал работать. Однажды остался после работы у сослуживицы Веры — симпатичной, скромной женщины с ямочками на щеках. Прожил у нее неделю, чувствовал себя вроде на своем месте, собирался даже сделать предложение. Перед этим приехал домой за вещами.

Дома была только Лариса, просияла сначала счастливой улыбкой, увидев брата. Когда он объяснил ей, зачем приехал, послушно кивнула и следила за его сборами глазами, которые тут же стали ранами.

Игорь сжал в себе все. Просто не знал, как все это убить. И жалость, и боль, и жаркую потребность единственной и крайней близости. Посмотрел ей в лицо, чтобы попрощаться, заметил горькие морщинки вокруг глаз и губ, несколько серебряных волосков в челке. Поразился и ужаснулся своему преступлению: он оставляет ее с тем днем наедине, а она такая, что ни за что это не предаст. Смерти не выдаст. И он отбросил сумку с вещами. Вернул тот день, то первое сентября, ту прекрасную и страшную дату. А два дня, пусть через годы, это уже история, это почти порядок.

На Вере Игорь не женился. Продолжал встречаться. Объяснил и ей, и себе, что должен жить с родителями и сестрой. Родители очень болеют, сестра так и не стала самостоятельной. Вера поняла, отнеслась ко всему нормально. Семьи бывают разные, дело не в том, сколько дней в неделю живет дома муж. И уж, конечно, дело не в штампе. Это ведь хорошо, что Игорь заботится о родителях. Только семья у них не клеилась, никакие общие заботы не сближали, а по вечерам он бродил по квартире с отсутствующим видом, как квартирант, тоскующий по дому.

Однажды он остался у родителей не на день, а на неделю, потом на две. А когда утром пришел на работу, узнал, что Вера уволилась. И мысленно поблагодарил ее.

Когда умер отец, Игорь уже был владельцем небольшой строительной фирмы. Надежда, его главный администратор, уверенная в себе, элегантная и решительная женщина, сама взяла в руки инициативу и перевела в другую плоскость их плодотворное сотрудничество и человеческую взаимную симпатию.

Игорь не совершил больше ошибки, не обещал ни жениться, ни жить одним домом. Он сразу поставил Надю перед фактом одиночества и беспомощности Ларисы, все еще убитой горем после смерти родителей. Речь шла о временном состоянии Ларисы, так и поняла Надежда, торопить его не стала. А Игорь всерьез задумался о том, что Надя, наверное, и есть та женщина, с которой он мог бы создать семью, родить детей. Отец был прав: только так и можно выправить заблудившуюся судьбу. Дело шло к сорока годам.

Но он все тянул с ребенком, Надежда нервничала и не находила этому объяснения. У них обоих возраст человеческой зрелости, у нее не так уж много времени для материнства. Тоска Ларисы по родителям должна была как-то пройти. Да и вообще сестра Игоря взрослый человек со своей жизнью. И при чем здесь она?

Да, Лариса была ни при чем, конечно. В их плотной, неразрешимой, навеки запутанной ситуации формальная женитьба брата ничего бы уже не изменила. Они оба знали, что нет ничего, что разрушило бы связь их душ и тел. Никакому расстоянию и никакому времени это не под силу. Лариса относилась к Наде приветливо и сдержанно, как ко всем. А ребенку Игоря она наверняка бы обрадовалась. Дело было только в нем, в самом Игоре. Дело было в том, что то место в сердце, то самое важное и нежное место, которое должен занять ребенок, было уже занято. После смерти родителей Лариса стала для Игоря и ребенком. Его ребенком. Он мог жить с другой женщиной, но не мог изменить этому взрослому ребенку, которого нянчил в своей душе.