членов семейства наших женихов. На этот раз вместе с мужчинами прибыли и женщины, в том числе мать Абдула Халика — высокая грузная женщина с седыми волосами, недоверчиво прищуренными глазами и высокомерным выражением лица. Вместо клюки моя будущая свекровь предпочитала использовать в качестве опоры при ходьбе одну из своих старших внучек — та повсюду сопровождала старуху, поддерживая ее под локоть.

Кроме того, Абдул Халик, как и обещал, привез своего друга-муллу, хаджи-сахиба.

Тетя Шаима презрительно фыркнула, услышав, как к нему обращаются:

— Хаджи-сахиб? Если он хаджи,[32] то я пари.[33] Небось присвоил себе титул, после того как посетил соседнюю деревню.

Однако кому же еще придет в голову сомневаться в достоинствах и титулах дорогого друга самого Абдула Халика? Слышно было, как эти двое что-то оживленно обсуждают во дворе.

Мы все собрались в нашей комнате. Шахла сидела рядом с мамой-джан, которая тихо и безутешно плакала, раскачиваясь взад-вперед. Все ее тело содрогалось от рыданий. Шахла была для нее больше, чем просто дочерью, — она была ее лучшим другом. Сколько я себя помнила, старшая сестра и мама-джан всегда все делали вместе — готовили, убирали, стирали, ухаживали за младшими.

Парвин была любимицей мамы-джан, ее дорогой девочкой. В глубине души мама-джан надеялась, что слова тети Шаимы о том, что никто не захочет взять Парвин в жены, окажутся правдой. И ее девочка всегда будет рядом — петь песенки и рисовать свои удивительные картины.

Что касается меня, я всегда была надежной помощницей мамы-джан, ее взбалмошной, непослушной бача-пош. Сейчас, я знала, мама-джан вновь и вновь возвращалась к мысли: верно ли она поступила, переодев меня мальчиком? Будь я чуть старше и чуть умнее, я сказала бы маме, что она приняла верное решение. Я призналась бы, что это было лучшее время в моей жизни и что мне хотелось бы остаться бача-пош навсегда.

Итак, семья Абдула Халика пришла, чтобы забрать трех сестер — трех жен для своих сыновей.

Мулла начал читать дуа.[34] Даже мама-джан склонила голову, прислушиваясь к словам. Я была уверена, что собравшиеся здесь люди молятся о разных вещах, каждый о своем. Интересно, как Аллах сортирует их просьбы?

«Би-сми-Лляхи-р-рахмани-р-рахим…»[35]

Собравшиеся эхом откликнулись на слова муллы. Затем он начал читать: «О, пальцы порождающий!..»

Когда мулла закончил строфу, раздался голос тети Шаимы: «Йа мусаббиба ль-асбаби йа муфаттиха ль-абваби йа ман хайсу ма ду Аийа аджаба…»

«О, все причины порождающий! О, все врата открывающий! О, Тот, к Кому взывают, на призыв отвечающий!»[36]

В комнате наступила мертвая тишина. Затем раздался голос отца:

— Шаима-ханум, что-то случилось? Зачем ты перебиваешь хаджи-сахиба?

— Конечно случилось, — откликнулась тетя Шаима. — Мулла неверно произносит слова: «причины порождающий», а не «пальцы». Уверена, мулла должен понимать, какую непростительную ошибку он допускает. Верно, хаджи-сахиб?

Мулла кашлянул и попытался продолжить молитву с того места, где его перебили. Но запнулся и начал читать сначала и с теми же ошибками.

— Йа мусаббиба ль-асаби…

— Асбаби, — вновь раздался голос тети Шаимы. Таким тоном утомленный учитель поправляет тупого ученика.

Я боялась, что папа-джан осуществит свою угрозу: отрезать тете язык и вышвырнуть ее на улицу. Мне действительно сделалась страшно за нее.

— Шаима-джан, пожалуйста, имей хоть каплю уважения к нашему гостю. — На этот раз к тете обратилась моя бабушка.

— Я с огромнейшим уважением отношусь к нашему гостю, — невозмутимым тоном откликнулась тетя Шаима, — но я также с почтением отношусь к Корану, как, уверена, и все здесь собравшиеся. И полагаю, для нас всех было бы величайшим бесчестием коверкать священный текст.

Мулла снова кашлянул и в третий раз начал читать молитву. Ему наконец удалось произнести текст без ошибок.

— Так-то лучше, — похвалила муллу тетя Шаима.

Чуть позже мы услышали, как в соседней комнате начался никах. Папа-джан громко назвал свое имя, имя своего отца и деда: все это должно было быть записано в наших брачных контрактах.

Видя, в каком состоянии находится мама-джан, Парвин изо всех сил пыталась сохранять спокойствие и не плакать. Тетя Шаима — единственная родственница с маминой стороны и единственный человек, на чью помощь мы могли рассчитывать, — заняла стратегическую позицию между нашей бабушкой и матерью Абдула Халика. Никто не знал, что делать с этой непрошеной гостьей. Папа-джан кипел от негодования, но, видимо, решил не устраивать сцен при гостях.

Мы с сестрами оставались пока в спальне, усевшись тесным кружком возле мамы-джан.

— Мои дорогие девочки, — мягко заговорила мама-джан, — я молилась, чтобы этот день не пришел в нашу жизнь, но вот он наступил, и, боюсь, ни я, ни тетя Шаима уже ничего не сможем сделать, чтобы помешать тому, что должно случиться. Думаю, такова воля Аллаха. Сейчас у меня почти не осталось времени, чтобы подготовить вас к замужней жизни. Но вы уже молодые женщины, жены, — сказала мама-джан, с трудом веря собственным словам. — И ваши мужья ждут от вас некоторых вещей. Вы обязаны подчиняться вашим мужьям. Поначалу это будет непросто… но со временем вы научитесь переносить те вещи… которые по воле Аллаха приходится делать женщинам.

Из глаз мамы-джан снова хлынули потоки слез. Мы тоже заплакали. Я не поняла, к чему именно она хотела подготовить нас, но, похоже, это было нечто ужасное.

— Пожалуйста, девочки, не плачьте, — глотая слезы, сказала мама-джан. — Так устроена жизнь: дочери выходят замуж и становятся частью другой семьи. Точно так же я пришла в дом вашего отца.

— Смогу я иногда навещать тебя, мама-джан? — спросила Парвин.

Мама вздохнула.

— Твой муж захочет, чтобы ты занималась домом, но, я надеюсь, он сумеет понять твои чувства и время от времени будет приводить тебя к нам, чтобы ты могла повидаться с матерью и сестрами.

Это было все, что она могла ответить на вопрос дочери.

Мы с Парвин сидели возле мамы, крепко прижавшись к ней, я — справа, Парвин — слева. Мама-джан тихо гладила нас по волосам. Шахла опустилась на пол возле маминых ног и положила голову ей на колени. Рохила сидела напротив, прижимая к себе нашу младшую сестру. Обе с тревогой наблюдали за нами. Даже малышка Ситара затихла, чувствуя приближение чего-то значительного и пугающего.

— Скажу вам, девочки, еще что-то важное, — снова заговорила мама-джан. — Там, куда вы попадете, вам придется иметь дело с другими женами. Я молю Аллаха, чтобы они оказались добры к вам. Старшие женщины часто завидуют молодым, поэтому будьте внимательны, смотрите, насколько вы можете доверять им. Но в любом случае старайтесь поладить и с ними, и со свекровью.