Введение советской властью продовольственной разверстки и других мер военного коммунизма в этот период вызвало почти сплошное недовольство крестьянского населения. «Красный террор», формально объявленный в ответ на белый, но на деле предшествовавший ему, еще более осложнил ситуацию. В июле 1919 г. Раковский писал: «Против кулаков есть только один способ – на белый террор, который они осуществляют с помощью банд, мы должны ответить красным террором».[294]

Против террора и заложничества перед Раковским энергично протестовал В. Г. Короленко, выступавший в защиту жизней десятков людей различных политических взглядов и социального положения, в вину которым ставились не конкретные противоправные действия, а образ мыслей или даже социальный статус бывших помещиков, капиталистов, «буржуазных интеллигентов». Писатель отстаивал перед Раковским общечеловеческие политические, юридические и нравственные ценности. Сохранились десятки таких писем периода Гражданской войны и непосредственно после нее, которые свидетельствуют о нравственных принципах писателя, его мужественной борьбе против «красного террора».

В фонде В. Г. Короленко сохранились 17 писем и телеграмм Раковского, черновики и авторские копии 34 писем Короленко Раковскому, 2 авторские копии писем Короленко Александрине Раковской, отдельные письма имеются и в других архивах. Послания Раковскому являлись, так сказать, «двухслойными» – они адресовались одновременно и ответственному государственному деятелю, и лично близкому человеку. Раковский имел возможность прямого вмешательства с целью смягчения террора, отмены наиболее вопиющих его актов, освобождения явно невиновных людей, наказания зарвавшихся представителей государственных и партийных органов и охотно откликался на соответствующие требования и просьбы Короленко, о чем свидетельствует их переписка.

Можно провести одно сравнение. В том же Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, где нами обнаружена переписка Короленко с Раковским, хранится группа писем Короленко, адресованных «второму лицу» Украины того времени – председателю ВУЦИКа Григорию Ивановичу Петровскому. Их содержание сходно с тематикой писем, адресованных Раковскому, но и здесь имеются существенные отличия. В лице Петровского Короленко видел лишь главу советского аппарата, на который он возлагал прямую ответственность за жертвы и ужасы большевистской диктатуры. Вступать в разглагольствования с этим лицом у писателя, видимо, не было особого желания, и он, скорее всего, не верил, что его гуманистические концепции Петровскому будут понятны. Поэтому краткие письма Петровскому – сугубо деловые документы, посвященные почти исключительно судьбам конкретных людей, чья жизнь находилась под прямой угрозой. Лишь изредка Короленко позволял себе обобщения конкретных фактов. Сохранился лишь один ответ Петровского, принципиально иной по сравнению с письмами Раковского. Датированное 20 октября 1921 г., это письмо отличалось нескрываемым высокомерно-снисходительным тоном и безудержной демагогией.[295]

А вот одно из писем Раковского (от 24 апреля 1919 г.), которое было совершенно другим и по интонациям, и по содержанию, хотя от него также за версту несло коммунистической демагогией. Мы просим прощения у читателей, но приведем значительную часть этого довольно длинного текста (сокращения оговорены отточиями):

«Дорогой Владимир Галактионович,

Прошу у Вас извинения, что не отвечал на Ваши письма, кроме коротких телеграмм. Я не успеваю справиться со срочными делами, хотя в сутки приходится работать чуть ли не круглые сутки. Но могу Вас уверить, что ни один указанный Вами случай не остается мною не расследованным. Относительно г[осподина] Базилевича,[296] напр[имер], могу Вам сообщить, что он освобожден тут неделю назад. Уехал в Винницу…

Я не отрицаю, что в политику репрессий и пресечений, которую приходится по необходимости нам применять, могут проникать ошибки, которые не только я, но и все мы, советские ответственные работники, стараемся свести до минимума (о Куликове[297] назначено строжайшее следствие). Однако Вы недостаточно вникаете в создавшуюся обстановку.

Советская власть является предметом жесточайшей войны со стороны всех ее врагов. С властью рабочих и бедноты не хочет примириться не только старый помещичий класс, не только старое чиновничество и офицерство, но и буржуазия, и кулачество. Не из чувства каких-то кровожадных спортсменов применяем мы красный террор, а потому, что наш враг не пренебрегает против нас ни одним из средств насилия и обмана…

Многие из тех граждан, которые со слезами на глазах уверяют Вас в своем нейтралитете или в своей невинности, готовы, как только почувствуют, что наша власть колеблется, взять винтовку против нас или собирают уже цветы для встречи деникинских белогвардейцев.

Но Вы, Владимир Галактионович, подходите к нашей деятельности с точки зрения писателя-гуманиста, замечающего в общественной борьбе индивидуальные трагедии, а не коллективную, классовую сторону. Когда сражаются две армии, снаряды и пули косят ряды обеих сторон, не разбираясь в индивидуальной ответственности солдат и офицеров…

Время ужасное, но этот ужас закончится, только если мы победим. Если же восторжествуют силы прошлого, это значит обречь человечество на новые ужасы, на новые революции и гражданские войны».[298]

Таков был этот догматический, но достаточно противоречивый документ, в котором сочеталось уважительное отношение к писателю-гуманисту, готовность расследовать конкретные случаи большевистских террористических действий (единичные случаи из многих тысяч!), негативное отношение к революциям и гражданским войнам в принципе и в то же время полное оправдание большевистской террористической политики.

Возвращаясь к деятельности Раковского в качестве главы правительства во время Гражданской войны, необходимо отметить те сложнейшие внутренние кризисы, в преодолении которых ему приходилось принимать участие.

В 1919 г. возникло серьезное недовольство в соединениях советских вооруженных сил, действовавших на территории Украины. Особую тревогу вызывала армия Н. И. Махно, которая не всегда следовала указаниям большевистского правительства и действовала зачастую по своему усмотрению, к примеру в районе поселка Гуляй-Поле недалеко от Мелитополя. По распоряжению Раковского советские власти Украины рассматривали гуляйпольскую анархистскую республику в качестве своеобразного автономного образования. С контролируемым Махно районом был введен товарооборот, чтобы получить нужный уголь в обмен на промышленные потребительские товары. Какое-то время с Махно приходилось считаться, ибо его утопические идеи республики без любой ответственности перед государством были весьма популярны в крестьянской среде.